Шрифт:
Тим Келли
КОРОТЕНЬКИЙ РАССКАЗ БЕЗ ИМЕНИ
Антуану де Сент-Экзюпери,
Рэю Дугласу Брэдбери,
Владиславу Петровичу Крапивину
посвящается.
* * *
Темно. Бьют часы. Бом-м... Бом-м... Их удары монотонным гулом разносятся по дому. Бом-м... Полночь.
Поднимаюсь с постели, тихо, чтобы никого не разбудить.
– Мр-р-р?..
– кот соскочил с подоконника и потерся мне об ноги.
– Чучело - мяучело, - обзываю его ласково, - ложись спать. Я тоже сейчас лягу. Вот только пройдусь,
Не верит. Свернувшись калачиком на подушке, укоризненно смотрит вслед.
Выхожу на улицу. Прохладный ночной воздух неожиданно обволакивает меня целиком и погружает в себя, нежно, с некоторым трепетом и удовольствием. Иду вдоль улицы, вдыхая тончайший аромат летней ночи. Тишина... Лишь стук моих шагов уносится далеко вперед, в темноту длинной улицы, растворяясь вдали.
Легкая тень улыбки скользит по моему лицу. Я уже слышу по-мальчишечьи легкие и проворные шаги, приближающиеся с каждым шорохом травы, буйно растущей вдоль дороги. Делаю еще несколько шагов и останавливаюсь.
– Привет!
– говорит мне Он и протягивает худую, но крепкую руку.
– Я тебя ждал.
– Я пришел, - тихо шепчу я и сжимаю его ладонь в своей.
– Идем.
– Но куда?
– Пойдем, мне нужно показать тебе кое-что... такое... Я не могу объяснить.
– Хорошо.
– Я сжимаю его ладонь еще крепче и чувствую мелкую дрожь, внезапно охватившую моего друга. Тонкая струйка пота сбегает по его шее, змеясь на загорелой коже.
– Что с тобой? Ты не болен?
– Совсем нет. Идем же!
– В его голосе слышны нотки нетерпения.
Мы идем по пустынным улицам, взявшись за руки, почти не разговаривая, так как понимаем друг друга с полуслова. Изредка останавливаемся, чтобы рассмотреть получше падающую звезду, дерево, причудливо раскинувшее свои ветви в лунном свете, или просто, чтобы застегнуть ремешок на непослушных босоножках, так и норовящих соскочить с тонких, нескладных ног.
Так, неспеша, мы выходим на главную площадь и я замираю, не в силах оторвать глаз от открывшейся нам чудесной картины. Высоко взобравшаяся луна раскрасила серебристым светом старую водонапорную башню, стоящую тут с незапамятных дней. Чуть покосившаяся, она примостилась с краю площади и сейчас каждый треснувший от времени кирпичик, плющ, обвивший ее почти до самой макушки, несколько застекленных окошек - все сияло призрачным, неземным сиянием. И в этом сиянии старая башня постройнела, преобразилась, и как будто даже выросла...
– Красиво, правда?
– Да, - с трудом отрывая взгляд, отвечаю я.
– Никогда не замечал, что тут так красиво...
– А завтра ее снесут.
– Он говорит это очень тихо и в его глазах появляются крохотные искорки слезинок.
– Как же так?
– Да так... Говорят, что не нужна она никому, место только зря занимает.
– Как никому? А нам? Тебе и мне!
– Нас не
– Дрожь вновь пробегает по его руке и я ничего не могу ответить.
– Пойдем, заберемся на самый верх!
– вдруг предлагает Он и, высвободив руку, устремляется через площадь.
– Погоди, там ведь может быть опасно. И темно...
– Я там уже был. Ничуть не темно. И не страшно.
Преодолевая преграды из груд битого кирпича и щебня, мы добираемся до входа в башню. По узкой винтовой лестнице медленно поднимаемся, не обращая внимания на поскрипывание деревянных ступеней, своим скрипом словно жалующихся на свою судьбу.
Вот мы уже и наверху.
– Давай постоим, - робко предлагает мой спутник, - посмотрим на мир...
Я не возражаю - отсюда открывается чудесный вид на город, тихо дремлющий в полночный час. Вот площадь, блестящая брусчаткой в лунном свете; а вот узкие улочки, и дома, где мирно спят горожане. А там, вдалеке, за холмом - течет река, а за ней тенистый лесок, в котором еще водятся белки. И все это можно увидеть отсюда, с этой старенькой и вроде бы никому не нужной башни... А вот завтра уже будет нельзя. Люди крепко спят и не догадываются об этом...
Постояв, мы решаем спуститься, и мой спутник стремглав ныряет вниз, громко топоча по лестнице.
Никогда не знаешь, насколько длинна жизнь неодушевленных предметов. Такие, казалось бы мощные дубовые ступени, со временем становившиеся лишь крепче, закаленные холодом и непогодами, испускают протяжный вздох и подламываются под Его ногами... Хрупкое мальчишечье тело, взмахивая руками, как взмахивает крыльями бабочка, пытаясь удержаться в воздухе при сильном порыве ветра, падает вниз, с высоты двух этажей, на бетонный пол, засыпанный битым кирпичом.
Позабыв всякую осторожность, перепрыгнув злосчастные ступени, треснувшие у самой стены, я слетаю вниз, к Нему, моему лучшему другу, спеша хоть чем-то помочь. Глаза застилает туман, я с трудом поднимаю мальчика и голова его повисает с моей руки, а широко раскрытые глаза, полные боли и удивления, глядят куда-то вдаль.
Мгновения застыли в вязком воздухе, я уже ничего не осознаю от боли, раздирающей душу, и раскаленной иглой вонзающейся в сердце. Тихо сажусь на пороге башни, опуская бездыханное тело на колени и уже не могу удержать слез.
– Испугался?
От неожиданности я отпускаю руки и Он скатывается с порога в пыльную траву, тут же вскакивает и смеется.
– Нет, ну скажи честно, испугался?
Разве я в состоянии что-то ответить? Опустив голову на руки, я тихо плачу. Слезы недавнего горя, несмотря на пришедшую ему на смену радость, катятся по моим щекам и я даже не стараюсь сдержать их. Он тихо подходит ко мне, кладет руку мне на плечо и, уперев взгляд в пол, шепчет:
– Ну что ты? Перестань. Я ведь только хотел испугать тебя.