Короткая память
Шрифт:
— В любом случае я бы придерживался истины, — сказал Зубков.
— Вот мне и казалось, что я придерживаюсь истины, — сказал Беляев.
Зубков опять с интересом взглянул на него.
— Казалось? — спросил он. — А теперь больше уже не кажется?
— Не знаю, — сказал Беляев. — Этот след самосвала на моей полосе... Все его видели, зафиксирован в протоколе... Вполне допускаю, что я мог и ошибиться.
— Значит, отказываетесь от своего заявления? — спросил Зубков.
— Я подвергаю его сомнению, — твердо сказал Беляев.
... —
Терехин вздохнул.
— Не было этого, — сказал он.
— А как мы с вами докажем?
— Не знаю.
— Вот и я, Терехин, не знаю.
Они помолчали.
— След на асфальте был же, раз мы его зафиксировали? — спросил Зубков.
— Был, наверное.
— Расстояние от бордюра я при вас мерил?
— При мне...
— Протокол мы с вами оба подписали?
— Да.
— Что же прикажете теперь делать?
— Не знаю, — опять сказал Терехин.
— Послушайте, Терехин, — рассердился Зубков. — Вы это бросьте — в незнайки играть. Вот здесь, — он ткнул пальцем в папку с делом, — черным по белому написано: ехали по встречной полосе и сбили Беляева.
— Честное слово, нет, — сказал Терехин.
Зубков насмешливо посмотрел на него.
— Под честное слово, Терехин, суды у нас еще никогда никого не оправдывали...
Терехин поднял голову.
— Ладно, пусть, — неожиданно сказал он. — Делать нечего.
Зубков внимательно смотрел на него.
— Вы что же, признаете себя виновным? — не сразу спросил он.
— Нет, — сказал Терехин. — на «жигуленка» я не налетал. Только это неважно.
— Как это неважно? — спросил Зубков.
— Неважно, — повторил Терехин. — Виноват не виноват, ничего от этого не изменится.
— То есть? — голос Зубкова прозвучал строго. — Что вы имеете в виду?
— Не изменится... — горестно вздохнул Терехин.
Актовый зал Дворца металлургов был переполнен. Шло торжественное заседание, посвященное пятидесятилетию молибденового комбината.
В президиуме среди почетных гостей находились председатель горисполкома Фомин и прокурор города Иван Васильевич.
Старик Беляев тоже занимал место в президиуме, сидел в первом ряду с краю.
И сын его, Игорь Степанович, был здесь.
Председательствующий объявил:
— Слово имеет профессор Игорь Степанович Беляев.
Тихо стало в зале.
Люди с любопытством разглядывали Беляева-младшего.
В самом конце зала рядом с яркой пышной блондинкой сидел начальник ГАИ Авдеенко. Он наклонился к своей соседке, что-то ей шепнул. Та улыбнулась,
И следователь Зубков был здесь. Пришел перед самым началом, свободного места уже не нашлось, и потому он стоял в проходе.
Игорь Степанович Беляев поднялся и неторопливо пошел к трибуне.
Облокотился на нее. Выждал паузу. Сказал:
— В прошлом году в Женеве один мой швейцарский коллега спросил меня, почему русские так любят поговорку: «Не боги горшки обжигают». Я рассказал ему про своего отца.
Старик Беляев в президиуме не пошевелился. Казалось, он ничего не слышал.
Игорь Степанович продолжал:
— Мой отец начал свою карьеру погонщиком ослов... Полвека назад на ослах, впряженных в арбы, доставляли сюда, на гору Свинцовую, материалы для будущего рудника... Однако на ослах далеко не уедешь, понадобились грузовики, и отец мой выучился на шофера... Первую машину с грузом для строительства молибденового комбината поднял в горы бывший погонщик ослов Степан Алексеевич Беляев.
В зале захлопали.
Старик Беляев по-прежнему сидел неподвижно как изваяние.
— ...Но вот молибденовому комбинату понадобились бурильщики, — сказал Игорь Степанович. — Где набрать их? Из-за границы не выпишешь. И тогда Степан Беляев выучился на бурильщика... При норме сорок погонных метров в месяц он проходил восемьдесят метров... Им и его товарищами было пройдено семь с половиной километров горных пород...
В зале опять захлопали.
— ...А когда пришло время вести взрывные работы, Степан Алексеевич Беляев сделался одним из лучших на комбинате взрывником. Но, если вдуматься, не породу он тогда взрывал, а наш вчерашний день, нашу вековую техническую отсталость... И лишь одной-единственной премудрости так и не выучился мой отец за всю свою жизнь, — сказал Игорь Степанович и неожиданно улыбнулся. — Правильно писать слово «молибден».
В зале засмеялись.
— Не обижайся, отец, — сказал Игорь Степанович. — Твоя судьба и есть подтверждение прекрасной поговорки: «Не боги горшки обжигают». Мы, твои дети, научились правильно писать и слово «молибден», и слово «космос», и слова «атомная энергия», и еще много-много других прекрасных слов... И не только правильно их писать, но и задавать тон во всей мировой науке. И за это, отец, низкий тебе поклон...
Игорь Степанович вышел из-за трибуны и поклонился отцу.
В зале грянула овация.
Председатель исполкома Фомин решительно поднялся со своего места, а вслед за ним поднялся и весь зал.
Продолжал сидеть только один человек — старик Степан Алексеевич Беляев.
Зал стоя ему аплодировал.
Вместе со всеми аплодировали ему начальник ГАИ Авдеенко, его соседка-блондинка, прокурор города Иван Васильевич и следователь Геннадий Сергеевич Зубков.
Терехин и Екатерина Ивановна готовились ко сну.