Корпорация Vallen'ok
Шрифт:
Следующий забег я ходил и смотрел, как и что делают другие посетители, решил немного обтереться для начала. Как минимум, инфа с сайта не подвела — ставки действительно закрывались за пять минут до забега. Сами «гонки» занимали буквально пару минут, являя собой апофеоз того бесчинства, что происходил в перерывах между забегами. Кто-то считал, кто-то молился, у каждого встреченного мной японца была своя механика ставок, причем многие на полном серьезе прятали свои билеты от взглядов других игроков. Эта сторона жизни мне была неинтересна, самое важное сейчас — решить каким образом мне поставить.
Ставку можно было сделать онлайн, через приложение заявить свой выбор, но этот вариант
Подходило время к очередному забегу. На каждой стене было множество мониторов, где были указаны заявленные лошади с жокеями, и шел отсчет обратного таймера как раз для тех, кто еще не определился с выбором. Мой легендарный хронометр, если верить данным с экрана, может предоставить мне в этот раз целый десятиминутный буфер, которого, я надеюсь, мне хватит, главное, чтобы выдержало здоровье. При мыслях об этом я нервно сглотнул.
Была не была, я заранее подошел к автомату для ставок, в руке держал карточку, на которой я должен был выбрать необходимые значения. Чем сложнее ставка, вернее, чем больше значений в забеге я готов угадать, тем больше будет мой выигрыш. Я заранее решил, что ставить всю сумму, полученную от Фудзивары, я не стану. Нельзя складывать все яйца в одну корзину, так кажется говорится. По моим подсчетам, мне хватит и половины, при условии, что я ставлю на последовательность. Горизонтальная ставка, кажется. Коэффициента как раз хватает на покрытие всего долга Мураками. С Фудзиварой же, я думаю, рассчитаюсь через неделю-другую, главное, чтобы моя задумка сегодня выгорела. Если я всё верно понял, то у меня будет буквально минута, от силы полторы, чтобы успеть сделать ставку.
И так, настал момент истины, я засунул руку в карман и нажал на кнопку хронографа.
Оставалось буквально несколько минут до начала забега.
Солнце, висящее над трибунами, разбросало длинные тени, превращая трек в полосатый ковёр из света и тьмы. Воздух дрожал от возбуждения толпы. Он был густой, как смола, пропитанный запахом нагретого металла, травы и людских тел. Стоящий над ипподромом гул напоминал отдалённый рокот океана, состоящий из приглушённых разговоров, вздохов и непечатных слов. Тысячи глаз впились в трек, тысячи ладоней сжимали билеты с такой силой, будто от этого зависят их жизни. Мужчина в костюме с растрепанным галстуком грыз ноготь до крови, не замечая боли. Девушка с розовыми волосами прижимала к груди плюшевую лошадку, её губы шептали: «Номер пять, номер пять», как заклинание. Внезапно бесструктурный шум затих. Даже дети замерли, завороженные тишиной перед бурей.
Но всё это изменилось, когда стартовые ворота резко распахнулись. Их лязг пробил тишину, как иголка воздушный шарик. Толпа взорвалась, её рёв, вырвавшийся из тысячи глоток, ударил по барабанным перепонкам звуковой волной. Женщина в шляпе неподалеку уронила сумку, бусы на её груди подпрыгнули, будто пытались бежать вместе с лошадьми. Мужчина рядом с ней, весь в поту, вцепился в ограждение так, что костяшки побелели и его крик слился с ржанием коней: «Давай, чёрт возьми, раздави их!».
Восемь лошадей рванули вперёд, будто земля внезапно наклонилась, увлекая их вниз. Копыта высекали подковами искры из гравия, а гривы, словно чёрные и рыжие языки пламени, трепетали на ветру. Жокей на третьей лошади, «Хибики-Одзи» или «Эхо-принц», прижался к шее гнедого рысака,
Глава 23
На первом повороте лошадь с четвертым номером, «Ямато-Инадзума» или «Молния Ямато», с белой звездой между глаз, рванула вперёд, оттесняя соперников к барьеру. Её жокей, худой низкорослый японец с застывшим лицом, вцепился в поводья так сильно, будто боялся, что ветер вырвет его из седла. Зрители в первом ряду вскочили со своих мест, махая билетами, как шаманы, заклиная удачу. Пожилой мужчина в дальнем ряду вдруг схватился за сердце, его лицо посерело, но он не сводил глаз с трека, словно даже смерть сейчас могла подождать. Подросток в кепке, державший телефон на селфи-палке, застыл с открытым ртом, его палец дрожал над кнопкой «стоп», не решаясь прервать магию момента.
Воздух моментально загустел, как остывающий сироп. Девушка с розовыми волосами прикусила нижнюю губу, её плюшевая игрушка упала под ноги, но она не замечала. Бизнесмен в очень дорогом, переливающемся в солнечных лучах костюме нервно мял в руках билет, бормоча: «Проклятье, да будьте вы все прокляты!» Но его глаза всё равно бегали по треку, ища последнюю надежду.
Ипподром взорвался криками. Тёмно-рыжий конь под номером шесть, «Кайдзэн-Рю» или «Дракон совершенства», внезапно вырвался из группы, его мышцы заиграли под кожей. Его копыта били по земле ритмом, совпадающим с бешеным стуком сердец в толпе. Жокей, прильнувший к его шее, казался не человеком, а ещё одной мышцей, ещё одним сухожилием в этом безупречном механизме скорости.
Но на финишной прямой «Тень лунного света», сделала, казалось невозможное — рванула вперёд, обходя соперников по самой кромке трека. Её движения были не бегом, а полётом. Копыта едва касались земли, словно она парила над серо-бурой полосой, оставляя за собой шлейф пыли, похожий на хвост кометы.
Трибуны вздрогнули от рёва. Пятая и четвертая кобылы пересекли финишную черту практически одновременно, их силуэты словно слились в один на залитом солнцем треке. На секунду воцарилась тишина, а затем толпа взорвалась дружным рёвом.
— Тень! Лунный свет была первой! — завопила девушка с розовыми волосами, размахивая мятым билетом.
— Враньё! Это была молния! — рявкнул мужчина в дорогом костюме, швыряя пустую бутылку себе под ноги.
Карточки и программы гонок, выпавшие из рук, покрывали землю, как конфетти после новогоднего салюта. Мальчик лет десяти, прижатый к ограждению, плакал, сжимая в кулаке смятый билет с номером три. Его герой, увы, пришёл последним. А на самом верху трибун старик в шляпе-котелке медленно сложил бинокль, его морщинистое лицо осветила улыбка, видимо он умудрился угадать исход этого забега.
Трибуны превратились в кипящий котёл. Женщина в брючном костюме рухнула на колени, рыдая в ворох порванных билетов. Подросток с селфи-палкой заорал матом, швырнув телефон. Экран разбился, но он смеялся, истерично и громко, будто помешавшийся.
Над ипподромом повис дым от сигарет и запах пролитых напитков. Двое мужчин в дальнем ряду схватились за грудки, споря о фотофинише, но их крики потонули в рёве сирен — скорая увозила старика, чьё сердце не выдержало натиска азарта. Подросток лет пятнадцати, затерявшийся в толпе, поднял выброшенный кем-то смятый билет и сунул его в карман, очевидно, как талисман на будущее. Его глаза блестели не слезами, а странной решимостью: «В следующий раз я выиграю».