Корпорация
Шрифт:
— Как это — все? — напрягся Денисов, — Ты врачу говорил?
— Да иди ты! — Малышев только рукой махнул, — Я не в этом смысле. Я в том смысле, что она только посмотрит — и я как шелковый. Не могу так больше. И бросить ее не могу. И силком тоже… Чего делать-то?
— Выпить для начала, — распорядился Денисов и налил.
Выпили снова. Малышев вяло ковырял остывшую сосиску.
— Все, парень. Отбегался ты, — резюмировал Денисов, прожевав очередную порцию закуски.
Малышев поглядел недоверчиво.
— Ничего тут не сделаешь. Добивайся ее,
— Кто — она?
— Любовь всей твоей жизни, — пожал плечами Денисов, — Еще по одной?
Но ответа не дождался. Малышев молчал, смотрел в стол, и улыбался — глупо улыбался и счастливо.
12
Москва. 31 июля. ИНТЕРФАКС-МОСКВА. Назначенная на сегодня забастовка трудовых коллективов ОАО «Снежнинская горная компания» отменена. Профсоюзы отзывают требования к администрации предприятия.
13
2 августа 2000 года, среда. Снежный
Сколько талантов — и каких талантов! — брались описывать это, ни с чем не сравнимое по гнусности своей состояние! Какие ловкие и точные слова находились, какие образы рождались, чтобы отразить во всей полноте букет чувств, ожидающий человека на другой день после обильного алкогольного питья.
Ну— с, отразили? Хоть обозначили? Нет! Никто, никто не расскажет вам этого, никто не разъяснит, не даст вкусить, пока вы сами, проснувшись однажды, не испытаете на своей шкуре эту штуку -грубую, как восточная лесть, страшную, как коммунистический заговор, тошнотворную, как проза Эдуарда Лимонова.
Похмелье!
… Денисов приоткрыл глаза. Что-то мешало. Веки. Сделал усилие и все же приоткрыл.
Перед глазами было коричневое. В голове было коричневое. В душе, в желудке, во рту было коричневое. Не шоколад. Отнюдь.
Спекшиеся губы не хотели разлипаться. Голова может и хотела бы повернуться, чтобы посмотреть, где это он спит, уткнувшись носом в коричневое и пушистое, да не смогла.
«Поднимите мне веки!» — захотелось крикнуть губернатору. Или даже так: «Поднимите мне все!» — потому что в помощи и поддержке нуждалось, буквально, все целиком губернаторское тело. Но кому ж кричать? Он один дома, никого нет…
— Вы проснулись, Александр Михайлович? — спросил за спиной голос.
Голос был приятный, заботливый, встревоженный даже. Женский.
И голова все-таки повернулась.
Нет, он не узнавал эту женщину. То есть, что-то такое помнилось — вчера, что ли… какой-то фуршет… дама в угловатых очках говорит об умном… Ва-у!
Память вернулась!
Вчера принимал норвежских экологов. День целый мотался с ними на вертолете по поселкам и стойбищам. С выпивкой, как полагается, и закуской. Вечером, действительно, был прием. Губернатор учил норвежцев нганасанской народной забаве «Бурый и белый медведь».
Игра простая, но рискованная. Наливается стакан пива (до краешка), отпивается глоточек, и доливается водкой.
Потом отпивается глоток водки и доливается пиво. Снова отпивается — и снова доливается. И так — пока в стакане снова не останется одно только пиво. Это уже — «Белый медведь».
Последний из норвежцев сломался на середине «Бурого медведя» и доигрывал губернатор уже с земляками. Последнее, что помнил — стакан с мутной желтоватой жидкостью в правой руке.
Денисов повел очами и понял, что находится не у себя. Какой-то ковер красный на полу, какая-то коричневая попонка на диване… Напротив дивана сидит и смотрит на губернатора недобрым глазом чужой, непредставленный кот. Рядом с котом начинаются ноги в пушистых тапочках и джинсах, над ними — грубой вязки свитер, руки, держащие большую дымящуюся кружку, еще выше — озадаченное лицо дамы в угловатых очках.
Ну, если он не у себя дома, раз еще куда-то сумел добраться — не так уж страшен был «Белый медведь».
— Доброе утро, Александр Михайлович, — поздоровалась женщина, продолжая тревожно вглядываться в губернатора, — Плохо? Совсем? Выпейте вот! Только осторожно, горячий очень… Лучше я сама, подождите.
Присела на диван и напоила с ложечки то ли чаем, то ли отваром каким. После первой ложки захотелось умереть, после третьей — коричневое в желудке разбавилось и как-то нейтрализовалось. После десятой стало почти хорошо.
— Пасиб! — сумел выговорить губернатор, — Что этт тако?
— Ничего опасного. Травки, мед, лимон… Тонизирующий и очищающий сбор. Скоро полегчает. А потом я вас бульоном горячим накормлю — совсем хорошо станет.
Он благодарно прикрыл глаза. Есть же на свете женщины деликатные и понимающие!
— Разве можно так издеваться над своим организмом? — голос хозяйки доносился откуда-то издалека, с кухни, должно быть, — С такой работой нервной, с такими нагрузками — и так пить!…
Денисов хотел было заметить, что потому и пьют люди, что нагрузки большие, а жизнь — нервная, но говорить было тяжело и лень. «Хорошая баба!» — подумал Денисов. Как ее зовут-то?
Память услужливо подсказала. Звали женщину странно: Алена Викентьевна, начальник какого-то там отдела клиники Полярной медицины г. Снежный. То есть, ничего странного в самом имени не было. Но диким и невозможным показалось Денисову называть по имени-отчеству женщину, у которой провел ночь.
Что— то не вязалось, не складывалось. Ночь-то он здесь провел. Смутно припомнил, как познакомился с Аленой Викентьевной на банкете -там присутствовали и норвежцы, и местные специалисты — экологи, врачи… Познакомился. Напросился в гости. Пришел. Помнит, как согласился на кофе, и Алена Викентьевна стремительно исчезла под этим предлогом в кухне. Больше не помнит ничего.
Может, действительно, не стоит больше столько пить? — встревожился Денисов. Чтоб из памяти вышибло события минувшей ночи — такого еще не было…