Корпус 38
Шрифт:
— Поэтому у меня ужасное впечатление, что он перешел к действию, — заканчивает она бесцветным голосом. — И все это, по-видимому, доказывает, что меня блестяще ввели в заблуждение. Чудовищная ошибка, из-за которой оборвалась жизнь этой несчастной. О боже мой! — Сюзанна не смогла подавить рыдание.
— Ввели в заблуждение? — переспрашивает Стейнер, протягивая ей носовой платок. — Этот Данте, как вы его называете, — вы же не могли его всю жизнь охранять. Он ушел, отбыв срок в тюрьме.
— Что? — говорит она, словно выходя из транса. — Я говорю
— То есть?
— Эта сцена создает ему ощущение, будто он сделал нечто значительное, запечатлел свое могущество. Психопатия — это форма эгоцентризма, толкающая на крайности. И непомерному эго психопата льстят такие мизансцены.
— Я вас не совсем понимаю. Зло совершено. Какая разница, как именно оно совершено?
Сюзанна закрывает глаза и глубоко вздыхает:
— Комиссар, даже если больны оба, шизофреник считается больным, а психопат нет. Психопат может симулировать. Данте смог симулировать шизофрению.
— И он описывал вам свои фантазии?
— Почему нет? Все не так просто. Если на наших глазах Данте проявлял себя как психопат, мы тут же замечали. Мы меняли терапию, мы были очень бдительны. Может, не следовало отпускать его так скоро. Между тем, — добавляет она, — мне казалось, будто мной манипулируют. Можно было предотвратить этот ужас. Вы улавливаете разницу?
Присвистнув, он прекращает ее излияние. Пару секунд молчит, затем раздается его голос, тихий, словно он говорит самому себе; взгляд затуманен, сосредоточен на чем-то далеком:
Между тем, как несло меня вниз по теченью, Краснокожие кинулись к бичевщикам, Всех раздев догола, забавлялись мишенью, Пригвоздили их намертво к пестрым столбам. Я остался один без матросской ватаги. В трюме хлопок промок, и затлело зерно. Казнь окончилась. К настежь распахнутой влаге Понесло меня дальше, — куда, все равно. [23]— Рембо, — поясняет комиссар, предупреждая ее вопрос. — Первые строчки «Пьяного корабля». По-моему, они близки к безумию, которое в некоторых аспектах соседствует с поэзией. В свое время в Германии помешанным доверяли должность лодочников, создавая таким образом дрейфующие сумасшедшие дома.
23
Пер.
Кажется, она не понимает, пытаясь свести все к штампам, которых они уже повидали достаточно.
— Я говорю это и потому, что вы снова стремитесь… У вас свое видение безумия, научно-психиатрическое, конечно, нацеленное на лечение. У меня иное видение, более историческое, более отстраненное, которое, однако, имеет преимущество: оно не драматизирует ситуацию, не слишком сосредоточивается на ошибках в диагнозе, а главное, оценивает происшедшее со стороны.
Затем серьезно, словно возвращаясь к сути дела:
— После вашего звонка я нацелил следствие на вашего парня. Результатов пока нет, но его скоро задержат.
Комиссара прерывает телефонный звонок.
— Стейнер, — говорит он.
Пока он разговаривает, Сюзанне хочется затеряться в лоскутном одеяле сувениров, сплошь покрывающих стены, — от них веет жизнью более полной, более совершенной. Но рубашка с надписью «ПАМЕЛА» производит на нее самое сильное впечатление.
Перед тем как Стейнер вешает трубку, одна фраза — кажется на русском, что подтверждают самовар и матрешки, — выводит Сюзанну из задумчивости: «Я целую тебя, мамочка».
— Вы говорили по-русски?
— Да, немного. Несколько фраз… Расскажите, что нам полезно будет знать о вашем парне.
— В каком роде?
— Ну, я не знаю… Особые приметы, привычки, что-то из его прошлого, о чем он упоминал…
Доктор Ломан старается вспомнить.
— Данте жонглировал как профессионал. Как будто всю жизнь провел в цирке. Это всегда может его изобличить… Он родился в Бретани… Как я поняла, несколько лет бродяжничал. Вот и все, что я могу сказать. Сожалею.
Одним махом Стейнер осушает свою чашку, еще дымящуюся, потом доливает бурбона. Предлагает ей. Она отказывается.
— Я вам принесла копии всех документов, касающихся Данте, медицинское досье и все прочее.
— Я вижу, вы, недолго думая, нарушили врачебную тайну.
— В таких случаях врачебной тайны не существует. Так или иначе, я возьму на себя ответственность. Что вы на это скажете?
— Вы не представляете, сколько времени вы нам сэкономили, доктор. Без вашего вмешательства уголовный розыск мало продвинулся бы. При условии, что это именно ваш парень… Могу я вас подвезти куда-нибудь?
Под довольным взглядом полицейского она рассмеялась:
— Нет, спасибо. У меня машина.
— Жаль. Во всяком случае, нам еще придется встретиться.
— Как скажете. Кстати, — говорит Сюзанна уже в дверях. — Все полицейские кабинеты похожи на ваш или у вас очень продвинутые понятия о личном вкусе?
— Не дерзите, доктор. Прошу вас не высмеивать мое неприятие нормы. С вашими знаниями вы могли бы стать очень нелюбезной. Не волнуйтесь, мы его поймаем, вашего пациента. Теперь, когда у нас есть имя и приметы. Но на сей раз вы не станете его освобождать, правда?