Корпус А
Шрифт:
– Привет мам! – Я целую маму в щеку долго-долго, обнимаю крепко-крепко, пока она не говорит:
– Ну, хватит, Ким, ты меня задушишь! Хочешь поесть? Я сейчас позвоню медбрату, нам принесут обед на двоих. Хорошо?
– Отлично, мам. С удовольствием с тобой пообедаю. – я сажусь на стул возле кровати, не выпуская мамину руку из ладони – Как ты тут? Есть новости?
– Я уже двадцатая в очереди. Думаю, теперь осталось совсем недолго.
– Хорошо. Это очень хорошо. У меня тоже есть хорошие новости.
Громыхая сервировочным столиком, входит медбрат. У него широкое, скуластое лицо с веснушками, он улыбается
– Меня повысили, ма. Теперь я не капрал 10ого разряда, а детектив отдела внутренних расследований.
– Я так рада за тебя, Ким! Это так здорово! – Я очень сильно тобой горжусь! Давай-ка я попрошу Генри принести нам немного портвейна, нужно это обмыть. Даже не спорь, вот увидишь, когда он услышит, он сам захочет его принести и отметить с нами это дело.
Я не возражаю. Мне очень приятно видеть маму в таком приподнятом настроении. Наверное, когда болеешь раком в общей сложности больше тысячи лет – перестаешь париться на эту тему и уже не боишься нарушать режим. Мы сидим так, болтая, попивая терпкий портвейн почти два часа подряд, мама смеется и рассказывает свои «басни о прошлом», которые я так люблю. Люблю и никогда не перестаю удивляться, каким не логичным было все вокруг. Особенно война. Поразительно, насколько кровожадными и не сговорчивыми могли быть люди прошлого! Глупыми, бессердечными, недальновидными. Наконец заходит Генри, чтобы проводить меня к лифту – время посещений закончено.
Пока-пока, до новой встречи, дорогой мой человек, глаза мои слезятся от нежности, усталости и портвейна, а может быть от того что мамина щека пахнет лекарствами, больницей и одиночеством. И мысли, что человеческое бессмертие, судя по всему, пахнет именно так.
***
Впервые за много лет я прихожу на работу к десяти утра, и впервые мне не нужно надевать форму и выезжать на исполнение приговора. Все так резко поменялось, мне еще только предстоит это осознать, привыкнуть ко всем переменам, которые повлечет за собой мое назначение. Но пока на это времени нет – первое дело заведено, пора браться за работу.
Детектив Вайолет О’Брайен – высокая девушка ирландского происхождения. Волосы у нее рыжие, как медь, а на светлой коже лица маленькие аккуратные веснушки. До этой встречи мы иногда пересекались в кафе или на общих собраниях, изредка перекидываясь парой фраз. Она показывает мне свое рабочее место в кабинете расследований на двенадцатом этаже. Здесь всего четыре стола, и все детективы – коллеги одного уровня, без подчиненных. Если не считать секретаря отдела, Алана. Кроме большого рабочего стола за мной теперь числится высокий стеллаж в правом углу кабинета. Вайолет показывает папки с бумагами, вежливо объясняет, что к чему, заодно приводя бумаги в порядок: выбрасывает не нужное, подшивает важные
В обед мы выходим перекусить и выпить кофе в небольшой русский ресторанчик напротив нашего небоскреба.
– Почему ты уходишь, Вайолет? Это хорошая работа. Оклад, премиальные, долгий отпуск, бонусы за выслугу и достижения, страховка… Мне очень хочется занять твое место, но я не могу не спросить – почему?
– Ты не первый человек, кто об этом спрашивает. Все хотят знать, и все удивляются, как все просто. – Вайолет поправляет свои длинные красивые волосы, глядя в сторону – я сдала родительский экзамен. На отлично. И мне 32. Самый подходящий возраст. – она улыбается, поворачиваясь ко мне.
– Ну, так почему просто не дождаться беременности и не взять декрет, как положено? Подожди-ка… Ты решила стать профессиональной матерью?
– Очень-очень давно. – она кивает, улыбаясь, и тонкие аккуратные морщинки собираются вокруг карих глаз. Женщинам очень идут морщины. Мама говорит, что морщины – воплощение и эталон женской мудрости, свободного от похоти изящного совершенства женского тела, способности к эмпатии, состраданию и умению отдавать. – Все никак не получалось набрать проходной бал. Да и сейчас еще не все до конца понятно – анализы отличные, но как поведет себя организм не известно. В общем, ты понимаешь.
– Вполне. Хотя, конечно, это очень храбрый выбор. Работа в разы тяжелей, как по мне.
– Это бесспорно. Но каждому свое, Ким. Тем более теперь, когда такое случилось – я не хочу оставаться на этой работе, если мне придется разыскивать и брать под стражу этого психопата. Я просто не выдержу. Да и не только это. Все эти матери, не сдавшие экзамен, у которых мы забираем детей, все эти эрпешники, с которыми мы должны проводить беседы. Святая земля, они ведь иной раз мало чем отличаются от приматов. И пахнут так, что сил нет. В той или иной степени мы занимаемся этим всем. Все проходит через нас в первую очередь, и мне совсем не обязательно видеть живьем, чем занимаются солдаты «Корпуса А» и ты в том числе, чтобы понимать, какую мы все несем ответственность. Я устала. Знаешь, наверное, это работа не для всех. Не для меня.
– Точно. – я смотрю в свою пустую тарелку, раздумывая, как бы ненавязчиво сменить тему. Последний год мне тоже частенько бывало неуютно на службе, но я всегда стараюсь не думать об этом, и уж тем более не вступать в подобные разговоры. Я люблю свою работу, и моя работа несет пользу обществу – я искренне верю в эти слова. Стараюсь верить. Не хочу расшатывать лодку. Особенно сейчас. До беседы с Вайолет было очевидно, что детективом работать легче, чем палачом на выезде. Теперь же уверенность сменилась сомнением, маленькой червоточинкой размером с игольное ушко, которое с сегодняшнего дня будет расти. Неважно. – Расскажи про экзамен. Что самое сложное?
– Самое трудное – не раздражаться и не кричать на детей. Потому что это самый долгий этап, и это, в, самом деле, гораздо тяжелей, чем может показаться. Но это потом. Сначала недосып. Беременность. Да все. Все, что не возьми непросто. Последний тест проводится на имитаторе виртуальной реальности высокой вовлеченности. На самом деле теряешь связь с реальностью. Это очень страшно. Я думаю, комиссия принимает решение в основном по результатам именно этого теста. По крайней мере, я бы поступала именно так.