Корректировка 2
Шрифт:
— Ну… понимаете… я чувствую боль… и могу её убрать.
— Понимаю… — перебил он меня. — Галочка, мать Лолы всю жизнь этим страдает… и Лоле предалось… поможешь? Другом стану, всё для тебя сделаю. Поможешь, да?
— Помогу, — постарался, как можно вымученее кивнуть я, — но умоляю вас, Аббас Мамедович, про это никому! Меня в Ленинграде замучили, я отдохнуть приехал.
— Мамой клянусь, дорогой, никто не узнает! Поедем лечиться, да?
Я развел руками, типа, покоряюсь диктату.
Он снял трубку телефона.
— Уезжаю… срочные дела… всё отменяется до завтра. Суббота? Значит
Жили Багировы в элитном доме для железнодорожного начальства.
Аббас Мамед оглы ходил в начальниках дороги уже двадцатый год. Кроме того, был он и депутатом Верховного совета, и делегатом партийных съездов, и членом республиканского ЦК. Короче, и швец и жнец и на дуде игрец.
Удивительно несмотря на то, что внизу сидел вахтер, все двери на лестничных клетках были стальные, массивные, заботливо покрытые масляной краской, дабы уберечь не только от взломщиков, но и от коррозии. Оставалось только гадать, поднимаясь по лестнице, какие сокровища прячутся в этих сейфах.
К двери была припаяна медная визитная карточка с инициалами и фамилией хозяина. На звонок открыла домработница, шустрая полная армянка с живыми черными глазами.
Просторный холл вел в гостиную, выглядящую как пещера графа Монте-Кристо. Нежным розовым блеском сияли на полированной подставке каминные часы, большие и витиеватые, как торт на юбилейном обеде. Черные резные стулья, обитые красной кожей, и такое же кресло окружали столик. А позолоченная лампа на столике возвышалась подобно кусту.
Здесь были декоративные тарелки, чеканные блюда, картины в роскошных рамах, тонко отреставрированные статуэтки.
Вышла хозяйка, мама Лейлы, несмотря на возраст, все еще красивая статная женщина. Стали понятны переживания Багирова, видимо он и вправду любил жену. Она была приветлива, энергична, мудра и говорила глубоким голосом с приятным акцентом, который приобретают русские за долгое время общения с нерусскими.
Вернее, она успела только поздороваться, как Лейла кинулась ей на шею.
— Мамулечка, соскучилась!
— Лолочка! — растрогалась женщина
— Как ты? — спрашивала дочь, — голова болит?
— Вчера раскалывалась, сегодня терпимо.
— Это Григорий, — представила меня Лейла. — Он экстрасенс, вылечил меня за пять минут. И тебя вылечит, мамочка!
Хозяин пригласил в гостиную. На благородных серых стенах висело несколько превосходных картин, много дорогих тарелок и старинные золоченые канделябры с хрустальными подвесками, переделанные под электричество. Стол был уставлен фруктами в старом фарфоре, хрусталем, серебряными вилочками и ножичками. На выбор, несмотря на утреннее время, было предложены шампанское и коньяк, но я отложил возлияние до появления повода праздновать.
С Багировой старшей все пошло по тому же сценарию, что и с младшей — я заряжал на этот раз вино, шептал заговоры, провел сеанс «бесконтактного массажа»…
Пока наноботы делали своё дело, я подумал, что их у меня осталось не так уж и много, а я все еще у подножия пирамиды.
— Проблема, — сообщил Кир.
— Что случилось? —
— Дело не в этом. Для снятия симптомов больная употребляла каннабис. Налицо наркотическая зависимость.
— Блять… — я чуть не ругнулся вслух, — Что можно сделать?
— Замещающая терапия в течение пятнадцати суток.
— Действуй!
— Гипофиз активируется на синтез эндорфинов и дофамина… прогресс: 20%… 50%… 70%… процесс завершен.
С Галиной Петровной внешне получилось даже эффектней, чем с Лейлой. У той случались временные приступы, а мать давно забыла, как жить без головной боли.
Когда Кир сработал, восторгу Галины не было предела. Она бросилась меня целовать, а её генерал-муж, даже не взревновал — радовался вместе с ней.
— Ага! — торжествовала Лейла, — я говорила! Вы не верили. Гриша — уникум!
— Как же хорошо, — говорила Галина Петровна, — когда просто ничего не болит. Словно в голову был вкручен шуруп, а теперь его взяли и выкрутили.
— Спасибо, дорогой! — Аббас Мамедович долго тряс мне руку и даже прослезился.
Глава 4
Праздничную атмосферу несколько испортил Кир, сообщив, что осталось меньше пятидесяти доз, а точнее сорок семь.
Я ненароком шепнул Лейле на ушко, что препараты конопли Галина Петровна может больше не употреблять, зависимость я снял. Девушка отпрянула и внимательно посмотрела мне в глаза, я понял, что она в курсе.
— Сама-то не употребляла?
Она замотала головой.
— Ибупрофеном обходилась. Его нам из Англии привозят. А у мамы гастрит… нельзя ей.
Всё, у меня есть более насущные дела! Я спросил про гостиницу.
— Какая гостиница, дорогой — родной? — вознегодовал Аббас Мамедович. — Ты мой гость, отдельный квартиру тебе поселю, живи сколько хочешь. А, еще лучше придумал! Зачем Баку… жара-вонь? Дача-дом есть, чудное место, отдохнешь, будто в раю!
Весь последующий день можно охарактеризовать, как суета сует. Мы ездили в какие-то рестораны, там заказывалась какая-то бесконечная, экзотичная еда-питье. Ели, пили, какие-то люди, постоянно подходили-уходили, выразить свое почтенье Аббасу Мамедовичу. Я тоже ел-пил и устал в итоге, даже, кажется, задремал. Лейла сперва была с нами, потом отбыла, готовиться к рейсу. Отвела меня в сторону и поцеловала в щеку, сказала, что скоро вернется в Баку, и мы продолжим дружбу. Я-то знал, что продолжения не будет, по крайней мере, здесь в Баку. Её папаня, накануне, отвел меня в сторону и сказал, что либо я женюсь, либо отвалю. Среднего у них тут не дано. Жениться я не собирался.
Дача у Багирова была в аристократическом местечке Бильгях на противоположном побережье Апшеронского полуострова — в местном просторечии, именуемом Бельгией.
Что-то по-европейски сыто-благополучное и правда было в поселке из окруженных зеленью и кирпичными заборами начальственных особняков.
Доехали мы не сразу. Путешествие было прервано долгим и обильным обедом в прибрежном ресторанчике, где нас уже ждали. До генеральской дачи добрались уже в сумерках. Здесь быстро опускалась ночь.