Корректор
Шрифт:
– Мы победили, – шепнул на ухо Альмарик, в глазах – восхищение, на роже – благодарность, спина так и гнётся от желания поклониться.
– Да ну? – голос Фроузена был полон яда. – Тогда выведи нас из крепости.
Паж растеряно посмотрел в единственный устланный мёртвыми телами моноцеров проход, за которыми маячат очень даже живые собратья, губы разошлись в беспомощной улыбке.
– Поднимайтесь сюда! – крикнул кто-то.
Фроузен повернул голову на голос. На стене над ними расположилось несколько неосов. Альмарик помог Фроузену встать, подхватил под левую руку как инвалида. Тауматургу показалось, что поднимались по лестнице целую вечность, проклятые ступеньки словно из-за спины перемещались вперёд. Оказавшись на стене, оглянулся. Сил удивиться тому, что все навьи целы, едва хватило. Открывшийся вид крепости вызвал чувство потери.
Позвавший их оказался маленьким, лысым неосом, скрывающим дряблое, колышущиеся при каждом движении, тело под длинной коричневой сутаной.
– Мое имя Крипт, – сказал он, поклонившись. – Я гаруспик.
– Кто? – не понял Фроузен.
– Жрец – прорицатель, – пояснил Альмарик. –Он служит в храме Ваалар Гаала.
Крипт нервно дёрнулся.
– Я предсказывал падение крепости, но меня не послушали. Может вы поверите. Скоро в город хлынут сотни кропусов. После этих даже костей не останется. Нужно как можно быстрее бежать отсюда. За нами сразу не погонятся, слишком много для них еды здесь. Но её на всех не хватит.
– А как же остальные? – хотел спросить Фроузен.
Как бы опережая его вопрос, раздался пронзительный трубный звук.
– Это сигнал к сбору, – пояснил гаруспик. – Выжившие, те кто осмелятся, поднимутся на стену.
Тауматурга передёрнуло от недосказанного.
– А остальные?
Крипт отвел глаза в сторону. Фроузен отлепился от плеча Альмарика.
– Я спущусь, – сказал он.
– Ты еле ходишь, – возмутился паж.
Тауматург безразлично махнул рукой. Показалось, спускался даже дольше, чем поднимался. Ноги задрожали от мерзкой слабости, и у подножия лестницы дошло, что идти без помощи будет трудно. Сзади раздались приближающиеся шаги. Альмарик и навьи решили последовать за ним. Фроузен повернулся.
– В городе опасно.
– С тобой как-то спокойней, – буркнул паж.
Навьи закивали, осторожно подхватили немощного под руки.
Они прошли мимо лежащих в сытой дрёме моноцеров. Звери никак не отреагировали на их приближение, а некродосы, занятые откладкой яиц их не заметили. Вокруг сожранных изнутри, изрядно осунувшихся трупов, камень будто сохой кто-то взрыхлил. Поверхность ещё кое-где шевелится, личинки пытаются как можно глубже зарыться в породу. Альмарик часто нагибался, к чему-то приглядывался, а один раз отстал настолько, что потом едва нашёл. Лицо светится от счастья, в руке – посох, чем-то похожий на таковой у Фроузена, только без камня и с грубо сделанными письменами на древке.
– Теперь и я кое-что могу, – важно заявил Альмарик.
Сорвавшийся с навершия небольшой лиловы шар угодил в ближнего некродоса, сидящего на туше моноцера. Тварь безвольной куклой опрокинулась на бок, выметнувшиеся крылья с резким звуком сломались, и он затих. Через небольшую дырку в боку выметнулся крохотный сизый дымок.
– Видал?
Тауматург хмыкнул. На роже пажа проступила безграничная самоуверенность.
Звать никого не пришлось, жители хоть и опаской, но все таки спускались вниз и присоединялись к отряду. Лишь один раз изрядно наевшийся моноцер попытался подняться. Фроузен и Альмарик заставили его опуститься на землю. Навсегда. Раздался звук далёкого гонга. В тело молодого тауматурга хлынула мощь. Захотелось крушить и ломать.
– Ты слышал? – на ходу спросил Фроузен пажа.
– Что? – не понял тот и прислушался.
– Кто-то словно в гонг ударил, – пояснил молодой тауматург.
– Нет, – ответил паж.
– Показалось, наверное, – пробормотал Фроузен.
Паж пожал плечами.
Пара некродосов обосновалась на теле павшего гиганта. Краем глаза Фроузен видел, что Крипт с горсткой выживших воинов следует за ним по верху стены. У ворот оба отряда соединились. Всего набралось двадцать четыре горожанина: из них шесть женщин, десять лучников и восемь алебардщиков. Фроузен внезапно понял, что умеет считать.
– Как мало выжило, – пробормотал паж.
Лицо побледнело, губы задрожали, он всхлипнул. Ручейки из глаз пересекли щеки, с подбородка закапало на ткань, темное пятно на груди поползло в стороны. На
Остатки валяющихся на земле ворот треснули под весом громадного и тяжелого животного. Из тумана выскочил запоздавший моноцер. Глаза плотоядно уставились на выживших. Лучники натянули тетивы бесполезных луков. Тенькнуло. Стрелы увязли в толстой коже. Лишь одна ткнулась в ноздрю. Зверь дико взревел, мощное тело метнулось к выжившим. Но от страшного крика маленького двуногого существа в капюшоне он опешил, остановился. Тауматург безбоязненно пошёл на зверя, такого могучего по сравнению с ним, что о развязке предстоящей схватки не могло возникнуть двух предположений. Но горящие огнём жёлто-зелёные глаза с кроваво-красными прожилками заставили гиганта попятиться. Зад уперся в стену замка, моноцер недовольно хрюкнул. Страшный неос приблизился. Зверь попытался найти выход, но вместо того, чтобы дать дёру, инстинкт заставил кинуться на двунога. От удара посохом в уязвимое место череп проломился, кости впились в мозг, в глазах полыхнуло, будто луна взорвалась. Зверь почувствовал, что ноги подогнулись, голова потяжелела настолько, что не хватило сил держать, морда беспомощно ткнулась в землю. Что-то тёплое потекло между глаз, часть попала на уголки губ, проникла в рот. Солёный привкус напугал, моноцер жалобно взревел. Но от движения челюстями боль усилилась, костёр во лбу разгорелся сильнее. Моноцер неотрывно смотрел на стоящего рядом неоса, страшный огонь в глазах которого медленно угас. Зверь ощутил, как быстро холодеют ноги, уменьшается чувствительность кожи. Сердце забилось быстрее, пытаясь хоть как-то восполнить острую нехватку кислорода в органах из-за потери крови, но тёплый поток по морде не прекратился. А вместе с ним из тела устремилась жизнь. Зверь попытался закричать, но из глотки вырвался слабый, едва слышный стон. Сердце забилось медленнее, ещё медленнее, болезненно стукнуло и остановилось. Пугающая темнота надвинулась с неотвратимостью лавины, а с ним и полное онемение тела. Бока опали, из глотки вырвался последний жалобный вздох. В злобных некогда, теперь мёртвых, глазах застыл ужас перед крохотным существом с тонкой палкой в руке.
Фроузен тряхнул посохом, с навершия упали несколько красных капель и небольшая плоская косточка. Ярость ушла, её место заняло уже испытанное чувство. Так чувствуешь себя, когда убиваешь ради забавы ни в чём не повинное существо, а потом наблюдаешь, как оно медленно умирает: конечности дёргаются, грудная клетка судорожно поднимается и опадает, а взгляд медленно проваливается в никуда. И боль вины в душе растёт. Ком подкатывает к горлу, хочешь крикнуть, но не получается. Дыхание прерывается, так и не вырвавшиеся рыдания рвут тебя на части изнутри. Тауматург прикрикнул на себя. Немного отпустило. Он повернулся к застывшим от ужаса братьям по несчастью.
– Идём, – обратился он к Крипту, спустившемуся со стены с небольшой горсткой выживших.
– Да, да, конечно, – ошеломленно ответил жрец, на лице радость вперемешку с восхищением.
Хотя не только у него лицо просто сияет от осознания, что с ними могучий тауматург, в одиночку справившийся с моноцером и при этом даже не применивший магию. В глазах появилась надежда на благополучный исход предстоящего путешествия.
Фроузен словно на прощанье посмотрел на мёртвого зверя с глубоким, будто угодил камень из катапульты, провалом в голове. Кровь перестала течь, озерко под головой взялось корочкой, края раны сомкнулись, будто наросла новая кость. Кожа тела обвисла, морда осунулась, ручейки, тёкшие из глаз, высохли. Теперь моноцер выглядит как несчастное, испуганное животное.
Кто-то положил руку на плечо. Тауматург дёрнулся от неожиданности.
– Все уже вышли, – тихо сказал Альмарик.
– Иду.
Они догнали и возглавили беженцев.
Пока огибали крепость, пришлось несколько раз прижаться к склону горы. В быстро сгустившемся тумане раздавались шорохи, мелькали тени, кто-то довольно хрюкал, раздавался смачный хруст. Фроузен пытался вглядеться в молочную пелену, но на расстоянии посоха объекты теряют чёткие очертания, а дальше вообще исчезают из виду. Дважды кожей лица ощущал движение воздуха, словно поднялся небольшой ветерок. Пара моноцеров, ведомая запахом, проковыляла в шаге, кого-то даже задело мощное тело. Но звери так спешили на запах крови, что на стон не обратили никакого внимания. Лишь Альмарик грозно шикнул на Крипта. Кажется, жрецу наступили на ногу, и он взвыл.