Коррида на Елисейских Полях

Мале Лео

– Да, правда...

Он придвинул к себе кресло и, вытирая пот, шлепнулся в него:

– Расскажите-ка мне об этом! Боже мой! Рабастен! А он еще хотел вырвать у меня кусок из глотки, бедняга, теперь уж не вырвет, но все равно он был неплохим парнем!

Одеваясь, я рассказал ему то немногое, что знал.

– И кто же это сделал? – спросил он, когда я кончил. И, не дожидаясь ответа, щелкнул пальцами и добавил: – А это, часом, не Ломье? Помните о стычке в "Камера-клубе"?

Я его разуверил:

– Я недавно видел Ломье. И он сам

мне сказал, что если бы надо было бить морду всем журналистам (или, добавлю от себя, убивать их), которые позволяют себе невежливые замечания, то не хватит целой жизни. А его зуботычина предназначалась не Рабастену, а мне. – Я объяснил почему и добавил: – Фару думает, что смерть Рабастена имеет какое-то отношение к смерти Люси Понсо, и я не далек от того, чтобы разделить его точку зрения.

– Ну конечно же! – воскликнул Марк Ковет. – Мне следовало бы подумать об этом раньше! Я не говорил вам, что встретил его вчера, когда старался собрать как можно больше сведений о Люси Понсо, ее умонастроении и т. д. Когда я встретил его, у него был очень заносчивый вид. "Старина, – сказал он мне, – я натяну тебе нос", или что-то в этом роде. Думаю, что у него были какие-то каналы, отличные от моих, и, желая проверить их либо идя по следу, он и напал на что-то непредвиденное. К какому времени относят его смерть?

– Еще неизвестно.

– А Люси Понсо? В таком случае это тоже убийство?

– Это самоубийство, но я убежден, что стимулированное самоубийство, а это сильно меняет дело. Кто-то воспользовался моментом депрессии бедной женщины, чтобы избавиться от нее. Кто и зачем? Тайна. Фару, кажется, не рассматривает это дело в таком контексте. Он подозревает, не была ли Люси Понсо связана с торговцами наркотиками... не торговала ли ими сама... И пока он ищет в этой стороне, я поищу в другой. Посмотрим, кто первый придет к финишу. А пока мне нужна свободная красотка. Вы такой не знаете?

– Красотка? Что? Утешиться после смерти других?

– Не для моего личного потребления.

– Хорошенькая профессия! Прекрасное мышление! (он посерьезнел) А это имеет отношение...

– Эта мысль пришла мне в голову после визита к Монферье.

– Монферье? Ах, да, правда? Так вы его видели, в конце концов? Он влип в какую-нибудь историю?

– Не знаю...

Я рассказал ему о моем свидании с богатым продюсером, с Тони Шарантом и т. д.

– Да уж, на странную работенку согласились вы там, – прокомментировал журналист. – Как вы из этого выпутаетесь?

– Важно не то, как я из этого выпутаюсь, а что я смогу извлечь оттуда для дела Люси Понсо. Я хочу найти преступника – нет другого слова, – который раздобыл для этой актрисы средство перекинуться в иной мир. Во всяком случае, я впрягся в эту работу. А вмешательство Монферье облегчит мне задачу. Я реализую свой план при помощи его персонала.

– Его персонала? Не понимаю.

– Я буду болтать с Тони Шарантом и надеюсь так прожужжать ему уши наркотиками, что, в конце концов, ему снова захочется их попробовать.

– Как

раз то, чего опасается его шеф?

– Как раз то. Эти наркоманы образуют настоящее сообщество. Актер, наверняка, должен знать пару адресов, не известных полиции. Такие есть, и только они меня интересуют. Я рассчитываю на него, чтобы добраться туда самому... или через то лицо, которое поставлю наблюдателем при нем. Как только что-нибудь узнаю, все остальное беру на себя.

– Да уж, старина, простите! – фыркнул Ковет. – Если я когда-нибудь женюсь и заподозрю свою жену в неверности, никогда не поручу вам этого дела. Вы переспите с ней, чтобы я не зря беспокоился.

– Не возмущайтесь слишком рано. Этот план может быть изменен. Все зависит от обстоятельств. Могут возникнуть новые факты. Один уже есть. Он меня интригует, этот Тони Шарант. Вы знали, что он был любовником Люси Понсо, не знаю уж в какие времена?

– Первая новость. Он вам об этом сказал?

– Вот именно нет, и это странно. Его подписанная фотография красовалась в альбоме, который передо мной перелистывал Фару. Этот альбом Люси Понсо посвятила своим возлюбленным. А подпись была, уж точнее не скажешь. Даже нескромная. И которая в дальнейшем не предполагала соблюдения тайны.

– Он, возможно, не болтлив.

– Не болтлив? Можно подумать, что разговорная речь была изобретена исключительно для него одного. Хватит, бесполезно ломать себе голову заранее. И довольно об этом бедняге Рабастене... (Я вытащил из кармана экземпляр "Голливуд-магазина" и протянул его Марку Ковету) ...Я рассчитывал на него, чтобы он познакомил меня с девицей, которую вы тут видите.

– А она прелестна, хорошая фигурка и все прочее. У вас есть вкус, – утвердительно кивнул головой редактор "Крепю".

– Ее зовут Моникой. С этой крошкой я немного знаком, но не знаю, где ее найти.

– У меня есть приятели в "Голливуд-магазине", и я знаю, в какой художественной фотостудии позируют эти манекенщицы и все прочие красотки. Хотите, я поинтересуюсь?

– Это меня очень бы устроило.

Он посмотрел на часы:

– Уже поздно, и все эти места уже закрыты, но по двум-трем телефонным номерам могут ответить.

– Ну что ж, пойдем перекусим, – сказал я. – Я вас приглашаю, и в промежутке между двумя блюдами вы узнаете, сможете ли вы быть мне полезны.

Марк Ковет встал, вернул мне журнал и сказал, подумав о чем-то:

– Что вы скажете, если мы пойдем пожуем у Беркли? Там можно встретить кое-кого из интересных людей.

– Кого же?

– Э-э... так вот... Это что – серьезно, эти подозрения Фару насчет Люси Понсо в том смысле, что она могла быть связана с торговцами наркотиками... если сама не занималась тем же?

– Я ничего не знаю. Во всяком случае, нахожу это предположение несколько преувеличенным. Фару говорит, что обезглавленная банда по наркотикам, может быть, имеет нового главаря. А, впрочем, то, что говорит Фару, и особенно то, что он не говорит...