Шрифт:
Книга является художественным произведением, поэтому все имена и совпадения являются случайностями.
Автор не имеет прямого отношения к неправильному поведению своих персонажей и не одобряет их ошибок, а лишь повествует о них.
В книге содержатся сцены курения табака. Министерство здравоохранения Российской Федерации предупреждает: курение вредит
ГЛАВА 1. ОБРУЧ
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Обычный завершающий штрих рабочего дня – спускаюсь в учебный отдел, чтобы поставить на полку журнал группы, в которой только что закончилась пара. Ставлю журнал и вдруг слышу голос начальницы учебного отдела:
– Вероника Антоновна, вам надо зайти к Алине Леонидовне.
Зайти к завучу мне, простому преподавателю – один этот факт уже не придает уверенности.
– А когда к ней можно? – осторожно спрашиваю я.
– Да прямо сейчас зайдите.
Поворачиваюсь на каблуках, чтобы выйти, и перехватываю взгляд секретарши Лидочки, полный сочувствия и страха. И от этого теряю последние остатки своего сегодняшнего оптимизма. Примерно понимаю, что это может быть: опять кто-то настучал, ведь сессия на подходе, студенты мечутся как ненормальные, особенно любители прогуливать и ничего не делать. И как же часто они пытаются свалить на преподавателя вину за свои двойки или недочеты!
Стучусь в кабинет Лобановой.
– Алина Леонидовна, можно?
– Можно. Проходите. Садитесь, – как всегда, она говорит отрывисто. Но на этот раз голос и взгляд ее не обещают ничего хорошего, и вообще весь ее вид мрачный и предельно серьезный.
– Разговор у нас будет неприятный, – продолжает она, – дело в том, что завтра в наш колледж приедет мама одной студентки. Фамилию называть не буду, но она позвонила куратору двадцать первой группы и сообщила, что вы берете со студентов деньги за зачеты и экзамены, и эти деньги они переводят вам на ваш банковский счет…
О это резкое дуновение раскаленного ужаса – как будто в один момент ты оказалась прямо у дышащей огнем мартеновской печи, и одновременно тебя ударило током, а потом весь этот жар прошел по всему телу и спустился куда-то вниз. Наверно, именно от этого ощущения родилась крылатая фраза «душа ушла в пятки». Потому что такие ощущения очень трудно описать словами, проще вспомнить подходящую поговорку. Именно по этой причине я никогда не катаюсь на канатных дорогах или на машине с высокой скоростью – адреналина мне регулярно хватает на своем рабочем месте.
– Господи, как мне это все надоело! – вырывается у меня. – Как я хочу уволиться! Началась! Сессия!
Замечаю, как в лице Лобановой промелькнуло выражение растерянности и страха, – ведь она прекрасно понимает, к чему приведет увольнение посреди учебного года преподавателя
Сбавляет тон.
– Я правильно поняла, что вы это отрицаете?
– Конечно, отрицаю, – твердо говорю я, – и даже могу принести вам выписку из банка, могу даже за несколько лет принести все выписки, – там нет ни одного перевода от студентов! Вы вообще за кого меня принимаете, чтобы ко мне на счет текли такие переводы?
Алина Леонидовна заметно смущается, но все же неуверенно продолжает говорить:
– Тогда почему о вас такое говорят? И почему такое не говорят о других преподавателях?
– Да почему именно «говорят»? Всего один раз сказали, и уже прямо говорят? Правда, был подобный случай несколько лет назад. Две студентки весь семестр не ходили на пары, от слова совсем не ходили. А когда подошла сессия, написали рапорт, якобы я от них требую денег. Только вот рапорт их никто больше не подписал, все остальные студенты встали на мою защиту. А я сообщила в учебный отдел число прогулов этих двух девочек. Вскоре их отчислили за невыполнение учебного плана, то есть они прогуливали не только мои пары, и двойки у них были по многим предметам, не только по моим. Теперь вы понимаете, кто примерно может такое говорить?
– Понимаю, – соглашается Лобанова, – но и обойти вниманием такой сигнал я тоже не могу, вы уж меня поймите. – Она вздыхает, – а вот как сказать об этом Инессе Ивановне, даже не представляю. Я так боюсь ее гнева!
Если уж Лобанова боится, то что обо мне говорить?
– Ну так и не говорите, разве это обязательно?
– Она все равно узнает.
– Я вам пришлю фотографию бумаги, где есть росписи студентов этой группы. После случая с тем рапортом я у всех студентов беру расписки о том, что никаких денег и подарков за экзамены и зачеты они мне не давали.
Лобанова нахмурилась:
– И зачем вы берете эти расписки? Да еще у студентов, у несовершеннолетних?
– Они далеко не все несовершеннолетние. И лучшего способа защитить себя я пока что не придумала. Студенты много чего говорят, не всегда их надо слушать. А когда они под такими словами расписываются, желание оговорить преподавателя у них пропадает.
Лобанова молчит, испытующе глядя мне в глаза.
– Завтра приедет мама студентки, – говорит наконец она, – я вам позвоню, вы сюда придете, и мы окончательно проясним ситуацию.
– Без проблем, – соглашаюсь я и выхожу из кабинета.
На полусогнутых бегу к себе в кабинет, закрываюсь на ключ изнутри. Первый шок прошел, теперь руки трясутся, сердце колотится как ненормальное.
Трясущимися руками я набираю сообщение старшине двадцать первой группы. Ответ приходит быстро: «Вероника Антоновна, это Исаенко, это она позвонила сегодня своей маме».
Исаенко? Эта ботаничка, примерная ученица, которая ходит на все пары, все заучивает, сдает и отвечает на все вопросы?