Коррупция в образовании, или Насмешки судьбы
Шрифт:
Беру по пути еще две бутылки пива и взлетаю по лестнице к вагончику, где сегодня дежурит Миша.
– Миш, беда! – кричу вместо приветствия.
– Что стряслось?
На улице зима, большая часть работы на улице, поэтому Миша сидит в вагончике в зимней тужурке и даже в шапке.
Рассказываю ему в общих чертах что сегодня произошло.
– Миша, я тебя умоляю, я тебе еще раз говорю – если тебя куда-нибудь вызовут и спросят, скажи, что ты меня не знаешь!
– Ну ты насочиняешь! – Миша говорит то же, что и всегда на такую тему. – Если им надо будет все узнать, они узнают!
– Так я и не буду отрицать то, что мы знакомы. Я просто скажу, что иногда общаемся на общие темы, и все.
– Ну здрасти! Значит, я выполняю курсовые работы для студентов, которые у тебя учатся, и мы малознакомые люди?
– А почему нет? Ты работаешь в фирме образовательных услуг, пишешь курсовики, зачем тебе лишний раз со мной встречаться и что-то обсуждать?
– Да что ты кипишуешь, еще неизвестно как все обернется, может, никто ничего выяснять не будет.
Миша стягивает шапку и машинально приглаживает рыжие волнистые волосы. И я в который раз с восхищением констатирую, что у него по сей день ни одного седого волоса. Вот как ему это удается? У меня уже половина седых волос, краситься приходится регулярно, немалые деньги относить в салон красоты, а он лишь изредка пойдет пострижется у знакомой парикмахерши за шоколадку, и все.
– Миша, я в этой ситуации больше за тебя переживаю, чем за себя, понимаешь? Со мной хотя бы все понятно, а ты за что должен отвечать?
Хотя нам обоим понятно, за что, просто не говорим об этом вслух.
Денис опять звонит, требует ехать домой немедленно.
– Поедешь? – Миша встает проводить меня до калитки.
На улице холодный вечерний зимний ветер свирепствует в синей тьме. Миша поднимает воротник, и, не удержавшись, повторяет то, что уже говорил когда-то:
– Если бы мы не расстались, какая прекрасная могла быть жизнь!
Вваливаюсь домой, гремя бутылками, не выпуская сигарету изо рта, в смятенном состоянии.
– Да позвони ты этой девочке, как ее там, Исаенко! – настаивает Денис.
Звоним Исаенко и слышим ее взволнованный до предела голос:
– Вероника Антоновна, моя мама сидит дома в Михайловке и не собирается никуда ехать! Моя мама никуда не звонила! Меня подставили! Я слышала историю про мальчика с такой фамилией, вот его мама звонила, но он с другого отделения!
Оказывается, вся общага уже знает об этом скандале, на Исаенко наехали другие девочки, она уже устала оправдываться. Студенты готовят бумагу в мою защиту, и завтра утром мне ее отдадут с многочисленными подписями.
Мы с Денисом облегченно переводим дух.
И тут звонит Говенко.
– Слушай, завтра придешь к директрисе, и сразу же, первым же делом пиши заявление на увольнение, поняла! Иначе материалы передадут в первый отдел, а там быстро во всем разберутся!
– Вам вообще зачем это нужно? Зачем вы сфабриковали это дело? Хорош заведующий отделением, своих же преподавателей топит!
– Да ты пойми, ко мне пришла их куратор Суходнищева, просила помощи, от тебя житья нет ее подопечным!
– Всего вам доброго, – говорю я и скидываю.
Он опять звонит, но теперь Денис берет трубку и в
– Она не хочет с вами разговаривать.
И вдруг меня осеняет.
Я сажусь и пишу ребятам из моей группы сообщения, везде один и тот же текст: «Как вы сдавали экзамен Говенко?»
Ответы тоже приходят почти одинаковые:
«Я заплатил ему две тысячи».
«Мне повезло договориться за полторы тысячи».
«Я ему отдал три тысячи»…
Лишь одно сообщение выходит из аналогичного ряда. Один из моих мальчишек написал буквально следующее: «Вероника Антоновна, я просто знаком с девочкой из другой группы, и она мне рассказала, как Говенко потребовал за экзамен залезть под его стол. С его стороны это унижение студентки, поэтому сами понимаете». Ничего не понимаю, но не переспрашиваю.
Сохраняю эти сообщения в избранном и ложусь спать.
Миша – это мой бывший муж, с которым мы прожили двенадцать лет, а потом остались друзьями. Мы регулярно общаемся, помогаем друг другу, несмотря на наличие у обоих новых спутников жизни. Он старше меня всего на год, но не умеет и не хочет принять новую реальность, постоянно твердит, что раньше жизнь была лучше, наш район был прекрасен, люди вокруг добрые, во времена Советского Союза все были так счастливы, – одним словом, не хочет идти в ногу со временем.
Но мы прекрасно относимся друг к другу, и я помогаю ему во всем – выбрать новую стиральную машину, например, и частично оплатить ее, найти в интернете информацию об отключении горячей воды, воспользоваться сервисами на госуслугах.
Денис – мой нынешний сожитель, он моложе меня на двадцать лет, и ему я тоже неплохо помогаю в финансовом плане. Если выразиться проще, бывшего я содержу частично, а нынешнего полностью.
Еще я помогаю своей тете-пенсионерке. Про девочек-посредников я уже говорила. Я так хочу, чтобы всем моим близким было хорошо!
И разве после всего этого можно меня назвать непорядочным человеком, чуть ли не воровкой и едва ли не взяточницей?
В ДАЛЕКОМ ПРОШЛОМ
Детство свое я помню отрывками, зато яркими и для меня особенными.
Самый первый и самый главный такой отрывок – мама смотрит в окно, и берет меня на руки, чтобы я могла увидеть улицу. Справа, за железнодорожной станцией, виднеется синее искрящееся море. Если посмотреть прямо, то можно увидеть дорогу проспекта Победы, по которой непрерывно передвигаются нарядные сверкающие машины. А вдалеке, где-то высоко, гордо возвышается решетчатая башня, это телевышка нашего города.
– Посмотри, папа идет, – говорит мне счастливая мама.
Окно наше на третьем этаже, я смотрю вниз и вижу, что по тропинке, ведущей к дому, идет красивый стройный молодой человек с густыми темными волосами. Он тоже нас видит, у него невероятно добрые глаза и приятная улыбка. И я понимаю, что все счастье мира, все самое прекрасное, что может быть в этой жизни, заключается для меня именно в этом человеке. Придя домой, он берет маму на руки и кружит по комнате, а меня катает на руках лучше, чем на любой карусели.