Корсар
Шрифт:
9
Корсары на судах, действовавших в европейских водах, не такие своевольные, как флибустьеры в американских. Бывало, конечно, всякое, но большинство помнило, что государственная машина любой страны сильна и беспощадна, с беспредельщиками не церемонится. Поддерживать дисциплину на борту было намного легче. Теперь, после приза, стало совсем легко. Сильная черта западноевропейцев — почуяв деньги, становятся трудолюбивыми дисциплинированными командными игроками. Отсутствие наживы мигом превращает их в нормальных людей. Мой экипаж,
А жизнь эта была скучновата. Выйдя из Сантандера, мы поджались к французскому берегу и пошли на север, надеясь захватить неосмотрительного купца. Увы, таких мы не увидели, как ни высматривали. Такое впечатление, что французское судоходство в юго-восточной части Бискайского залива приказало долго жить. Возможно, благодаря баскским корсарам.
Первую добычу мы засекли возле выхода из эстуария Жиронда. Это был флейт явно голландской постройки. Скорее всего, один из захваченных адмиралом де Турвилем. Наверное, нагружен вином. Как только мы разглядели его силуэт, а он наш, флейт лег на обратный курс и устремился в сторону Бордо. Французский флаг на нашей грот-мачте не ввел его в заблуждение. Я предположил, что французы оповестили все свои атлантические порты о моей шхуне, занимающейся корсарством. Она приметная, не совсем типичная, а потому легко узнаваемая. Мы, конечно, погнались за шхуной, распугав заодно десятка три рыбацких суденышек, которые сразу прыснули к берегу, на мелководье. Не обращая на них внимания и пользуясь начавшимся приливом и попутным западным ветром, мы устремились за флейтом.
На третьем часу погони, когда до добычи оставалась какая-то пара миль, впередсмотрящий доложил, что видит два французских фрегата. Они стояли на якорях у южного берега Жиронды и без парусов были плохо различимы против солнца. Если бы не поспешили сняться с якорей и поставить паруса, то мы бы проскочили мимо них и оказались в ловушке.
— Лево на борт! Поворот фордевинд! — скомандовал я.
Мы успели повернуть и лечь на курс крутой бейдевинд левого галса, получив лишь одно девятифунтовое ядро из погонной пушки в парус-бизань, продырявившее его, но, к счастью, не сорвавшее. Фрегаты не могли идти так круто к ветру, поэтому передний повернулся к нам правым бортом и дал залп из двух десятков орудий разного калибра. Дистанция к тому времени была больше мили, так что больше ни одно ядро не достигло цели. Увидев это, второй фрегат передумал стрелять. Оба пошли на север курсом полный бейдевинд, отжимая нас от берега. Даже если мы и повстречаем сейчас добычу, захватить ее не дадут.
Преследование продолжалось до темноты. Когда оба вражеских корабля стали неразличимы, я приказал сделать поворот оверштаг и лечь на обратный курс. Надеялся, что враги или продолжат следовать на север, или лягут в дрейф. Увы! То ли французские капитаны оказались не глупее меня, то ли их задачей была охрана именно Жиронды, но на рассвете их заметили у нас по корме, следующими тем же курсом, но отставая миль на пять. Я приказал взять круче к ветру, чтобы уйти в открытое море. Ночью мы сменили галс, а поутру пошли на север.
На следующий день поджались к берегу около Ла-Рошели и сразу увидели стоявших на якорях фрегат
Оно улыбнулось нам немного раньше. Двухмачтовая корсарская шхуна водоизмещением тон восемьдесят вела в порт Брест добычу — двухмачтовый гукер тонн на сто. Нас они приняли за своего соплеменника и коллегу, вышедшего из Бреста за добычей. Наверное, были на промысле, когда пришло предупреждение о моей шхуне. Только когда мы начали слишком уж явно сближаться с гукером, на шхуне выстрелил холостым зарядом трехфунтовый фальконет.
— Поднять испанский флаг! — приказал я.
Мериться силенками французские корсары не решились. Более того, поняв, что мы идем на абордаж, французский экипаж гукера из восьми человек пересел в двенадцативесельный катер и погреб вслед за своей шхуной. Английский экипаж из девяти человек был оставлен на гукере. Английский капитан был молодым — не больше двадцати лет — рыжеволосым, конопатым и самоуверенным.
— Судно захватили мы! — первым делом заявил он, прибыв на борт моей шхуны.
— Хорошо, пусть оно будет вашим, — мило улыбаясь, сказал я. — Сейчас мы пойдем дальше на север, и я посигналю французам, что могут опять захватить вас и отвести в Брест. Говорят, там захваченные экипажи держат в сыром подвале, пока не заплатят выкуп.
— Вы не посмеете так поступить! — обиженным тоном воскликнул капитан и покраснел так, что веснушки стали не различимы.
— Еще и как посмею, — заверил я.
Пошмыгав покрасневшим носом, молодой капитан произнес:
— Я готов заплатить за нашу охрану пятьсот фунтов.
Английский фунт стерлингов был равен примерно двенадцати гульденам. То есть, мне предлагали за шесть тысяч гульденов уступить добычу, у которой одно только судно тянуло тысяч на двадцать гульденов. О чем я и сказал английскому капитану.
— А что за груз ты везешь? — спросил я.
— Солонину в бочках, — ответил он.
Сто тонн солонины стоили дороже, чем гукер, и ее можно быстро и выгодно продать. Делали ее во многих странах, но английская считалась лучшей.
— Отдаешь нам весь груз — и свободен, — предложил я.
— Это слишком много! — возмутился английский капитан, снова покраснев.
— Как хочешь, — сказал я и приказал: — Поднимаем паруса!
— Ладно, я согласен, — через силу выдавил он и посмотрел на меня так, словно хотел запомнить на всю жизнь своего злейшего врага.
Перегрузка заняла остаток этого дня и почти весь следующий. Всё это время, а также ночь, оба судна, ошвартованные лагом, шли на север со скоростью узла три-четыре. Когда операция закончилась, до английского берега оставалось всего ничего.
— Семь футов под килем! — пожелал я на прощанье английскому капитану.
Это выражение пока, так сказать, не в тренде, поэтому англичанин не сразу врубился в его глубокий смысл.
— И тебе попутного ветра, — без энтузиазма пожелал он в ответ.
Чтобы его пожелание сбылось сразу же, я повел шхуну в пролив Ла-Манш. Сырой западный ветер силой баллов пять погнал нас со скоростью узлов одиннадцать. Полный трюм солонины помогал судну лучше держаться на курсе, а команде наедаться от пуза и легче переносить тяготы морской жизни.