Корсары Ивана Грозного
Шрифт:
Слуги принялись ушатами набирать воду из колодца и носить в подвал. Работали споро, не передыхая. Когда уровень воды поднялся до колен стоявших людей, а младшего сына боярина пришлось взять на руки, носить воду стало невмоготу от огненного жара, и слуги, бросив ушаты, укрылись в подвале…
Огонь бушевал. Сквозь рев и шум пламени доносились удары набатных колоколов. Колокола звонили, пока не расплавились и не стекли в землю. Рушились церкви и высокие здания. Вскоре взорвались каменные Китайгородские башни, где хранился порох. Под обломками погибло много
В дыму и в пламени метались черные тени татарских воинов. Они проникли в город для грабежа, но не могли найти дорогу обратно и, отягощенные награбленным добром, задыхались в дыму и гибли. Только в Кремле, за высокими стенами, можно было спастись. У кремлевских ворот и прилегающих улицах люди сбились в плотную толпу и закупорили ворота. Обезумевшие от страха, в загоревшейся одежде, задние лезли на головы передних и по их головам шли в Кремль.
Многие, нацепив свои драгоценности на руки, на ноги и на шею, бросались в реки и рвы, наполненные водой, и, спасаясь от огня, ныряли в воду.
В церкви Успения богоматери укрылся митрополит всея Руси Кирилл с духовенством. Он оберегал казну и святыни. Ждали нападения татар. Митрополит молился в праздничных одеждах с митрой, украшенной изображениями святых. В церкви все молились и плакали. Ярко горели свечи и лампады у икон. Церковные двери были крепко закрыты на засовы, у дверей сгрудились вооруженные люди.
26 мая Девлет-Гирей расположился на Воробьевых горах. Здесь было безопасно от огня и хорошо видна дымящаяся в развалинах Москва.
Больше ста тысяч русских пленных шли по кровавой дороге в Крым. Много награбленного добра нагрузил хан на тысячи телег. Он не стал осаждать Московский Кремль. Добыча была и так велика. С другой стороны, Девлет-Гирей опасался неожиданного нападения русских. Через два дня слуги разобрали ханский шатер, нагрузили его на арбу.
Ханские орды двинулись в Крым, разграбив по пути юго-восточные области Русского государства; они разорили четыре десятка городов к югу от Оки и захватили огромные табуны лошадей. В Рязани хан разграбил и сжег Епифанский монастырь, старых монахов убил, а молодых взял в плен. Весь скот крымчаки угнали. Только свиньи, запрещенные кораном, остались нетронутыми и дичали без людей.
Москва еще горела, а к воеводе Михаилу Ивановичу Воротынскому прискакал царский гонец с повелением преследовать крымского хана. Воротынский бросился в погоню, но хан успел переправиться через реку Оку, увернувшись от русского войска.
Москва представляла печальное зрелище. Из-за множества мертвых тел вода в реках не текла и выступала из берегов. Мертвые были везде: в подвалах домов, в церквах, на улицах, грудами лежали обгоревшие, обезображенные трупы.
В своем подворье на Варварке сгорели двадцать четыре английских купца и с ними товаров на десять тысяч рублей. В Китай-городе погиб лекарь Арнольд Линдзей.
Воины главного воеводы Ивана Бельского с трудом пробрались в Кремль на его подворье. Они проникли в подвал. Там были все мертвы и от огня обуглились, хотя воды было по колено. Едва стихли пожары,
Смрадный дух от разлагавшихся мертвых тел, человеческих и лошадиных, поднялся над Москвой и отравил воздух. Дышать стало невозможно. По приказу великого государя, сидевшего в Ярославле, в Москву гнали людей из окрестных городов для похорон умерших. Рыли общие глубокие ямы. Наполненные трупами реки не проносили мертвых. Люди с баграми и шестами стояли по берегам и спускали трупы по течению.
В этот год хорошо вызрели хлеба на Московской земле. Ветер поднимал волны в пожелтевших нивах. Но не было сил, чтобы скосить спелые, тяжелые колосья. И снова голод распростер над русскими людьми свои костлявые руки.
Глава двадцать восьмая. «И ЛЕТО И ЗИМУ НА ТЕБЯ УЧНУ ХОДИТЬ…»
Ханский гонец Течибай все еще чувствовал в ноздрях запах дыма. Он участвовал в походе Девлет-Гирея на Москву, немало награбил добра в горящем городе и немало захватил пленных. Он был уверен, что московскому царю нанесен сокрушительный удар, от которого нельзя оправиться, и жаждал встретить его униженным и покорным.
Гонец Течибай ехал не один. Его сопровождал небольшой отряд отборных воинов. Кони под татарами были породистые. Воины были одеты в овчинные кафтаны, на головах теплые бараньи шапки. У каждого за плечами лук, у седла колчан со стрелами, сбоку на поясе дорогая сабля.
Татары ехали к царю в Ярославль по Троицкой, ямской дороге. Она пролегала среди темного леса, стеной стоявшего по сторонам. День был ненастный. Сильный ветер гнул деревья: они скрипели, стонали, сучья трещали и ломались. А внизу на дороге — затишье.
Невольный страх пал в души татарам. Им казалось, что даже их голоса изменились в лесу, сделались глухими, незнакомыми…
Ханский гонец Течибай показал на деревья с недавно ободранной корой, истекавшие пахучим соком.
— Мне говорил отец, — озираясь по сторонам, произнес он, — что огромный свирепый зверь сдирает когтями кору с деревьев. Русские называют его медведем. Он в десять раз больше волка… Наши воины не заходили в эти леса, в них водится много нечистых духов.
На пути часто встречались мостки через болота и реки. В речках и ручьях татары заметили бобровые плотины.
Дорога тянулась извилистой лентой шириной в три сажени.
В лесу темнело быстро. Всадникам казалось, что они видят в кустах огненные волчьи глаза, лошади фыркали и прядали ушами. На душе сделалось легче, когда темную ель сменила белоствольная веселая береза. Лес стал редеть. Показались луга и пашни. А вскоре из темноты выступили бревенчатые избы.
Подъехали к заставе села Братовщины.
На заставе татар задержали стрельцы. И прием был оказан совсем не такой, как думал Течибай.