Коршун и горлица
Шрифт:
– Моя., моя м-мама так говорит, - сказал он, заикаясь.
– Она говорит, что отправит ее в городской публичный дом, когда.., когда...
– Довольно!
– резко прервал его Абул, однако тут же сказал самому себе, что мальчик просто повторяет материнские слова, не вкладывая в них никакого особенного смысла. Он еще раз подивился собственной близорукости, которая не позволила ему распознать вовремя истинное лицо жены.
Сарита шла к ним босая, поскольку не признавала никаких туфель и надевала их только в самые холодные зимние дни. Он так любил ее! Но сейчас его сильно беспокоило то,
Она показалась сейчас Абулу необыкновенно хрупкой, казалось, достаточно дуновения ветра, чтобы сломать ее как тростинку. Она поприветствовала их на изучаемом ею арабском.
– Мой господин калиф, желаю тебе доброго утра, - после этих слов она повернулась к Бобдилу и также приветливо поздоровалась с ним. Мальчик смотрел на нее с откровенной враждебностью, но, будучи напуганным своей предыдущей оплошностью, пробормотал ответное приветствие. Что касается Каледа, то он не разговаривал с рабами, в особенности с не правоверными, да еще столь открыто попирающими правила поведения женщин. Он все еще не мог отвести от нее глаз, и начал понимать, какую власть она может иметь над калифом.
– Дядя Айки находится здесь в качестве посланника от ее отца, эмира Мокарабов, - спокойно сказал Абул, надеясь, что Сарита поймет его намек и не воспримет это как представление. Но она не поняла его и повернулась к Каледу, все еще напряженно ее рассматривавшему.
– Посланник, кажется, немного удивлен, - заметила она, - вы незнакомы с женщинами моей веры, сударь?
– Я не знакомлюсь с женщинами, не проявляющими должной скромности, жестко ответил Калед, - адресуя эти слова Абулу.
– Там, где находятся мужчины, женщины не должны показываться в таком виде.
Абул пожал плечами.
– Тем не менее госпожа Сарита показывается, и у меня нет на это возражений. А если их нет у меня, то вам, Ахмед бен Калед, как гостю, также не следует возражать против этого.
Это замечание обидело гостя. Оба они поступили не правильно, а причина их раздора - вот она, стояла между ними, с выражением удивленного интереса, который, в данном случае, мало мог помочь делу. Более того, Абул заметил, что Бобдил внимательно наблюдал за этой сценой, не пропустив ни одного слова! Его отец сам был виновен в неучтивом обращении с гостем, к тому же их родственником, и все из-за простой женщины, которой сделали замечание!
Этот эпизод еще больше испортил отношение сына к отцу и, кроме того, несомненно должен был стать известным Айке, которой подобная история могла лишь только понравиться.
Абул почувствовал негодование, но сдержался и произнес:
– Мы прервали твой отдых, извини нас. Мы идем к клеткам с птицами.
Сарита молча отступила в сторону. Она провела уже достаточно много времени в этом обществе, чтобы понять случившееся и догадаться о его последствиях, и корила себя за то, что подошла к Абулу. Конечно же, ей не следовало этого делать в этот момент, когда он находился в компании странного мужчины, но не подумала об этом. И все из-за двойственности ее положения - она и Абул не считали ее одной из женщин Альгамбры.
Она печально подумала, что Абул, если бы он учел свои интересы, то не должен бы был защищать
– Что с тобой?
– подбежала к ней Кадига.
– Тебе плохо, Сарита? Почему ты не обратишься к врачу калифа? Он очень хороший лекарь.
Некоторое время Сарита была не в состоянии Ответить, и Кадига обняла ее, и почувствовала дрожь, бьющую хрупкое тело. Она знала, что за этими судорогами должен последовать приступ тошноты, после которого Сарита будет чувствовать себя как обычно, хотя и очень усталой.
– Пойдем назад в башню, - сказала Кадига, - разреши мне послать за господином Абулом.
– Не надо, - Сарита покачала головой, - все уже проходит. Со мной не случилось ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Я немного отдохну, когда пройдет тошнота, и все.
– Она потерла пальцами брови:
– Наверно, я съела что-нибудь неподходящее для моего желудка.
Внезапно Кадига страшно побледнела. В голову ей пришла ужасная мысль.
Не может быть... Но где-то в глубине души Кадига понимала, что это не только невозможно, но и весьма вероятно. Если она обдумает картину медленного ухудшения здоровья Сариты, если внимательно оценит все симптомы...
Свои медицинские познания Кадига получила от матери, которая была известным аптекарем. Но Кадиге, занимающей в Альгамбре сравнительно низкое положение, редко приходилось проявлять и использовать свои знания, вследствие чего они постепенно ею забывались. Однако забылись не настолько, чтобы не приметить, как ей теперь казалось, очевидное. Но что она могла сделать со своим подозрением? Поделиться с кем-нибудь она не могла, а промолчать - это могло стоить Сарите жизни.
– Кадига, ты побелела как бумага!
– воскликнула Зулема, поддерживающая Сариту за другую руку.
– Ты тоже заболела?
Кадига медленно покачала головой.
– Нет.., нет, я в порядке. Я вот о чем подумала-..
Идем, давай вернемся в башню, там Сарита сможет прилечь.
Сарита чувствовала себя уже лучше и не хотела ложиться на диван в прохладной, продуваемой ветром, спальной галерее своей башни. Но вдруг ее накрыла глубокая сонливость, и она согласилась полежать, решив, что это поможет ей в борьбе с ее непонятным, недугом.
– - Я останусь с тобой, сказала Кадига, - и если тебе понадоблюсь, то ты найдешь меня внизу, во дворике.
– И она спустилась по лестнице, сопровождаемая озадаченной Зулемой.
– Что с тобой, Кадига? Тебя что-то беспокоит?
– прямо спросила она.
Кадига нахмурилась.
– Лучше тебе об этом не знать, Зулема.
Кадига тяжело вздохнула.
– Да, но лучше тебе об этом не знать. Пойди во дворец и приготовь для Сариты отвар из жасмина, ты же знаешь, как он ее освежает.
Зулема сначала, казалось, собиралась заупрямиться, но потом к ней вернулась ее прежняя сговорчивость. Если Кадига не хочет делиться с ней своими проблемами, то это просто невежливо - настаивать. И она отправилась выполнять данное ей поручение.