Кортни. 1-13

Смит Уилбур

Глава 27

Катрина выжила. Она медленно выходила из оцепенения, которое предшествует смерти, и с ее неуверенным возвращением отчаяние Шона сменилось надеждой, а затем и удивленным облегчением.

Ее моча больше не была черной, она стала темно-розовой, полной осадков. Катрина теперь сознавала его присутствие, и хотя была так слаба, что не могла оторвать голову от подушки, ее взгляд следовал за Шоном, когда тот передвигался по фургону. Прошла целая неделя, прежде чем она узнала о ребенке. Катрина усталым голосом спросила о нем, и Шон рассказал – как можно мягче. У нее не было сил на проявление чувств – она неподвижно лежала,

глядя в потолок, и слезы бежали по ее еще желтым щекам.

Болезнь невероятно изменила ее тело. Она стала такой худой, что Шон полностью обнимал ее одной рукой. Кожа на лице и теле свисала свободными желтыми складками, в моче все еще была розовая кровь. Но мало того – болезнь отняла все силы у ее мозга. Не осталось ничего, что позволило бы ей преодолеть горе, вызванное смертью ее ребенка, и это горе окутало ее саваном, через который ни Шон, ни Дирк не могли пробиться. Шон пытался вернуть ее к жизни, устранить вред, нанесенный ее телу и разуму. Каждая минута его времени была посвящена Катрине.

Он и слуги исходили вельд на тридцать миль вокруг лагеря в поисках деликатесов, способных улучшить ее аппетит, и пытались кормить ее дикими фруктами, медом, костным мозгом жирафов, мясом десятка животных: кебабом из слоновьего сердца, печенью южноафриканской антилопы, жареной игуаной, чье белое мясо столь же нежно, как цыплячье, золотистым филе лещей, пойманных в реке. Катрина безучастно ковыряла еду, отодвигала и лежала неподвижно, глядя в потолок.

Шон сидел с ней рядом и говорил о ферме, которую они купят, тщетно пытался вовлечь ее в обсуждение дома, который они построят. Он читал ей книги Даффа, но единственной реакцией была легкая дрожь ее губ, когда он произносил слова «смерть» или «ребенок».

Он рассказывал о своей жизни в Витватерсранде, вспоминал истории, которые могли бы позабавить ее. Он приносил Дирка и позволял ему играть в фургоне. Дирк уже ходил, его темные волосы начали курчавиться, а глаза стали зелеными. Но Дирка не удавалось надолго задержать в фургоне. Слишком многое нужно было сделать, слишком многое исследовать. Вскоре он подходил к выходу и повелительно призывал:

– Бежан! Бежан!

Почти мгновенно в отверстии появлялась голова Мбежане, и он, ожидая позволения, смотрел на Шона.

– Хорошо, забери его… но скажи Кандле, чтобы не закармливал его.

Мбежане быстро, пока Шон не передумал, хватал Дирка и уводил. Больше десяти зулусов баловали Дирка. Они горячо соревновались за его внимание, и никакое усилие не казалось им при этом чрезмерным. Полный достоинства Мбежане опускался на четвереньки, и Дирк безжалостно гонял его между фургонами; Хлуби чесал под мышками и придурочно болтал, изображая бабуина под радостный визг Дирка; толстый Кандла извел все заготовленные Катриной варенья, чтобы достойно накормить Дирка, а остальные держались поблизости, участвуя в поклонении кумиру, но опасаясь вызвать ревность Мбежане или Хлуби. Шон знал, что происходит, но был бессилен помешать этому. Все его время было посвящено Катрине. Впервые в жизни Шон отдавал не только поверхностное внимание, но большую часть себя другому человеку.

И это не было недолгим порывом – это тянулось долгие месяцы, которые потребовались Катрине, чтобы вернуть немного сил и садиться в кровати без помощи; прошло много месяцев, прежде чем Шон решил, что Катрина достаточно окрепла и можно ехать на юг.

Для нее построили носилки – Шон не хотел подвергать ее тряске в фургоне, – и первые дни они двигались по два часа. Четверо слуг несли носилки; Катрина лежала на них, защищенная от солнца куском брезента, прикрепленного

над ее головой. Несмотря на то, что зулусы несли ее очень осторожно, к исходу этих двух часов Катрина уставала. У нее болела спина, желтоватая кожа покрывалась мелкими каплями пота. Всю следующую неделю они двигались по два часа в день, потом начали постепенно увеличивать время и наконец снова могли проводить весь день в дороге.

Они были на полпути к Мегалисбергу, остановились в лагере у мутного источника в колючих кустарниках, когда к Шону пришел Мбежане.

– Один фургон еще пуст, в нем нет слоновой кости, нкози.

– Но остальные полны, – ответил Шон.

– В четырех часах пути отсюда закопано столько кости, что хватит на целый фургон.

Рот Шона скривился от болезненных воспоминаний. Шон посмотрел на юго-восток и негромко заговорил:

– Мбежане, я еще молод, но у меня уже достаточно тяжелых воспоминаний, чтобы сделать мою старость печальной. Хочешь, чтобы я украл у друга не только жизнь, но и его слоновую кость?

Мбежане покачал головой.

– Я спросил, только и всего.

– А я ответил, Мбежане. Это его кость… пусть лежит.

Глава 28

Они миновали Мегалисберг и повернули на запад вдоль горного хребта. Затем, через два месяца после того как оставили реку Лимпопо, добрались до бурского поселка Луи Тричард. Шон оставил Мбежане устраивать лагерь на широкой площади перед церковью, а сам отправился на поиски врача. В округе был только один врач, Шон отыскал его приемную на втором этаже, над магазином, и отвел к фургонам. Шон нес его сумку, а врач, седобородый, не привыкший к подобным трудностям, бежал за Шоном, стараясь не отставать. Когда они пришли, он отдувался, весь потный. Шон ждал снаружи, пока врач осматривал Катрину, а когда он наконец вышел из фургона, Шон нетерпеливо набросился на него:

– Что вы думаете?

– Я думаю, минхеер, что вы должны ежечасно благодарить Создателя. – Врач удивленно покачал головой. – Невероятно – ваша жена выжила, несмотря на черную малярию и потерю ребенка.

– Значит, она в безопасности? Болезнь не вернется? – в тревоге спрашивал Шон.

– Сейчас она в безопасности… но еще очень больна. Может пройти год, прежде чем ее силы полностью восстановятся. Я не могу дать вам никакого лекарства. Старайтесь не волновать ее, хорошо кормите и ждите, пока время ее излечит. – Доктор поколебался. – Есть и другой ущерб. – Он постучал пальцем по лбу. – Горе – страшный разрушитель. Ей нужны любовь и мягкость, а через шесть месяцев ей понадобится ребенок, чтобы заполнить образовавшуюся в ней пустоту. Дайте ей эти три вещи, минхеер, но прежде всего дайте ей любовь. – Врач достал из жилета часы и посмотрел на них. – Время! Времени так мало! Мне пора, ждут другие больные. – Он протянул Шону руку. – Ступайте с Богом, минхеер.

Шон пожал ему руку.

– Сколько я вам должен?

Врач улыбнулся. У него было коричневое лицо и голубые глаза; улыбаясь, он становился похож на мальчика.

– Я не беру платы за слова. Хотел бы я сделать для вас больше!

Он торопливо пошел по площади, и стало видно, что его улыбка обманчива – на самом деле он старик.

– Мбежане! – сказал Шон. – Возьми большой бивень из фургона и отнеси в кабинет врача над магазином.

На следующий день Катрина и Шон пошли на утреннюю службу в церковь. Во время пения гимнов Катрина не могла стоять. Она тихо сидела на скамье, глядя на алтарь, шептала слова гимнов, и глаза ее были полны печали.