Кортни. 1-13
Шрифт:
– Что она тебе сказала?
– Только попрощалась, – ответил Шон, и Катрина поняла, что он солгал.
По дороге в гостиницу они молчали. Катрину грызла ревность, а Шон думал о том, что спросила Канди и что он ей ответил. «Шон, где Дафф? Ты должен сказать…» – «Умер, Канди». За миг до того, как она отвернулась к столу, Шон увидел ее глаза.
Глава 31
Шон проснулся с больной головой, и Дирк, прыгающий у него на груди, не облегчал эту боль. Шон вынужден был подкупить его обещанием
– Шон, сегодня воскресенье. Ты идешь с нами в церковь? – холодно спросила Катрина от дверей спальни.
Шон плотнее закрыл глаза.
– Шон!
Ответа нет.
– Шон!
Он открыл один глаз.
– Ты собираешься вставать?
– Я себя плохо чувствую, – прохрипел он. – Кажется, у меня малярия.
– Идешь? – безжалостно напирала Катрина.
Ее чувства за ночь не смягчились.
– Сегодня утром я не могу встать, правда не могу. Я уверен, Господь поймет…
– Не произноси имя Господа твоего всуе, – предупредила Катрина ледяным голосом.
– Прости. – Шон натянул одеяло на подбородок. – Но правда, милая, мне нужно еще пару часов поспать. Голова раскалывается.
Катрина вышла в гостиную и заговорила с Дирком, нарочито громко, чтобы Шон услышал:
– Отец с нами не идет. Будем завтракать одни. Потом пойдем в церковь.
– Но он обещал купить мне пакет леденцов и два леденца на палочках, с красными полосками, – напомнил Дирк.
По мнению Дирка, это были равноценные пункты. Шон слышал, как закрылась дверь номера; голос Дирка затих в коридоре.
Шон медленно расслабился и стал ждать, когда боль за глазами притихнет. Немного погодя он понял, что на столике у кровати стоит кофейный поднос, и стал сравнивать благотворное действие чашки кофе и усилия, необходимые для того, чтобы этот кофе взять. Решение далось нелегко, но в конце концов Шон осторожно сел и налил себе кофе. На подносе стоял небольшой кувшин со свежими сливками, Шон взял его в правую руку и уже собирался добавить сливки в чашку, когда в дверь гостиной постучали.
– Войдите! – сказал Шон.
Он решил, что это пришел за посудой официант. И стал подыскивать слова, которые немедленно отправят официанта подальше. Дверь гостиной открылась.
– Кто там? – Послышались быстрые шаги, и Шон вздрогнул так сильно, что сливки пролились на простыню и новую ночную сорочку. – Боже, Канди, тебе не следовало сюда приходить! – Он страшно заспешил. Торопливо поставил кувшин на поднос и принялся вытирать сливки с сорочки руками. – Если моя жена… Тебя кто-нибудь видел? Ты не можешь здесь оставаться. Если Катрина узнает, что ты была здесь… ну… в общем, она не поймет.
Глаза у Канди припухли и покраснели.
– Не беспокойся, Шон. Я ждала на другой стороне улицы, пока не увидела, как уходит твоя жена. Один из моих слуг пошел за ней – она в голландской церкви на Коммишнстрит, а там служба тянется пятьдесят лет. – Канди вошла в спальню и села на край кровати. – Мне нужно поговорить с тобой наедине. Не могу отпустить тебя, не узнав о Даффе. Расскажи… расскажи все. Обещаю не плакать, я знаю, что ты этого терпеть не можешь.
– Канди, не нужно мучить себя этим. Дафф мертв. Давай помнить его живым.
Шон забыл о головной боли, ее место заняла жалость к Канди и тревога из-за положения, в которое она его поставила.
– Пожалуйста, расскажи. Немедленно. Я не найду себе места, пока не узнаю, – тихо сказала она.
– Канди, разве ты не понимаешь, что это неважно? Неважно, как он умер. Тебе нужно только знать, что его нет в живых. – У Шона сдавило горло, но он продолжал, негромко, почти про себя: – Он умер, и это единственное, что важно, он умер, сделав нас богаче благодаря знакомству с ним и беднее, потому что ушел от нас.
– Расскажи, – повторила она, и они посмотрели друг на друга, скрывая чувства за бесстрастными лицами.
И Шон рассказал ей; вначале он говорил запинаясь, потом все быстрее и увереннее – к нему возвращался пережитый ужас. Когда он закончил, Канди ничего не сказала. Она сидела на кровати и разглядывала узоры ковра на полу. Шон сел ближе и обнял ее за плечи.
– Ничего не поделаешь. Никто не может отменить смерть.
Она прислонилась к нему, к его большому телу, и они сидели молча, пока Канди вдруг не отодвинулась от него и не улыбнулась своей легкой хрупкой улыбкой.
– А теперь расскажи о себе. Ты счастлив? С Катриной был твой сын? Красивый ребенок.
Шон с облегчением постарался увести Канди от воспоминаний о Даффе. Они говорили друг о друге, заполняя пробелы, возникшие за то время, что они не виделись, пока Шон вдруг не спохватился.
– Боже, Канди, мы говорим целую вечность! В любую минуту может вернуться Катрина. Тебе лучше уйти.
У двери она повернулась, погрузила пальцы в его бороду и потянула голову из стороны в сторону.
– Если она когда-нибудь бросит тебя, великолепное чудовище, здесь кое-кто всегда найдет для тебя место. – Канди встала на цыпочки и поцеловала его. – Будь счастлив, – приказала она и закрыла за собой дверь.
Шон поскреб подбородок, снял ночную рубашку, скомкал, бросил в открытую дверь спальни и пошел в ванную. Он растирался и насвистывал вальс, который вчера играл оркестр, слегка потея в теплой ванной, когда услышал, как открылась входная дверь.
– Это ты, милая?
– Папа! Папа! Мама купила мне сласти. – Дирк заколотил в дверь ванной, и Шон, обернув талию полотенцем, открыл. – Смотри! Смотри на мои сласти! – торжествовал Дирк. – Хочешь попробовать, па?
– Спасибо, Дирк. – Шон положил в рот большую конфету, передвинул к щеке и спросил: – А где мама?