Кортни. 1-13
Шрифт:
— Президент не разрешает распивать в лагере крепкие напитки. Я целый месяц ничего стоящего не пробовал. А это что за отрава? — поинтересовался американец.
— Моя тетушка в Малмсбери делает его из персиков. Называется мампойр. От него у тебя шерсть на груди дыбом встанет.
Кермит приложился к горлышку, глотнул, и глаза у него полезли на лоб.
— Не знаю, как его твоя тетушка называет, но, по-моему, это стопроцентный бурбон. — Он вытер рот и передал бутылку Леону. — Зарядись, приятель.
Успех еще пьянил американца, и Леон уже не сожалел, что позволил ему записать на свой счет двух
— Так ты, Хенни, из Южной Африки? — спросил Кермит. — И в войну там был?
Хенни задумался, но ответил:
— Ja, был.
— У нас, в Штатах, о ней много писали. В газетах вашу войну сравнивали с нашей, против Юга. Та же жестокость, озлобление.
— И не только. Было и кое-что похуже.
— Тебе, похоже, и повоевать пришлось.
— Дрался вместе с Делареем.
— Я о нем читал. Он был у вас самым лучшим командиром. Расскажи.
Домашний бурбон развязал язык обычно молчаливому африканеру. Описывая бои в вельде, где тридцать тысяч фермеров-буров напрягли военную мощь величайшей в мире империи, он приблизился к вершинам красноречия.
— Они никогда бы не склонили нас к капитуляции, если бы этот мерзавец, мясник Китченер, не повернул армию против наших оставшихся дома женщин и детей. Он поджигал фермы и расстреливал скот. Он загонял женщин и детей в концентрационные лагеря и подбрасывал в пищу рыболовные крючки, чтобы они харкали кровью и умирали. — По обветренной, загорелой щеке скатилась слеза. Хенни смахнул ее и, судорожно вздохнув, извинился: — Извините… вспоминать тяжело. Моя жена, Аннети, умерла в лагере. — Он поднялся. — Пора на боковую. Спокойной ночи.
Бур подобрал скатанное одеяло и ушел в темноту. Оставшись вдвоем, Кермит и Леон некоторое время сидели молча. Хмель как-то сразу выветрился.
— Никаких рыболовных крючков не было. Их убивала дифтерия. Хенни видит злой умысел там, где его не было. Бурские женщины всегда жили в вельде, на открытой местности. Собранные вместе, они понятия не имели о гигиене, не знали, как содержать лагеря в чистоте, и те превратились в рассадники болезней. — Леон вздохнул. — После войны британское правительство пыталось выплачивать компенсации. На восстановление ферм в страну направили миллионы фунтов. В прошлом году там разрешили свободные выборы. Сейчас Южной Африкой управляют фактически два бурских генерала, Бота и Смэтс. Никогда еще победитель не проявлял к побежденному такой щедрости и такого великодушия, какие выказало британское правительство.
— И все же я понимаю чувства Хенни, — сказал Кермит. — У нас на Юге и сейчас еще, хотя после войны прошло сорок лет, много людей, которые ничего не забыли и ничего не простили.
На следующее утро Хенни вел себя так, словно никакого разговора и не было вовсе. Позавтракав остатками холодного языка и кофе, все сели в машину. Следопыты и скиннеры погрузили мясо на мулов. Кермит уговорил Леона пустить его за руль, а Хенни устроился сзади.
Настроение у американца было под стать утру, ясное и беззаботное. Леона его присутствие нисколько не тяготило, скорее, наоборот. У них было много общего. Оба увлекались лошадьми, автомобилями и охотой, так что тем для разговора
— Мой отец был такой же, — сказал Леон.
— И как ты поступил?
— Сказал, что уважаю его, но жить по его правилам не могу. А потом ушел из дому и завербовался в армию. Это было четыре года назад. С тех пор домой не возвращался.
— Черт возьми! Да, на такое решиться нелегко, тут большая смелость нужна. Я бы и сам хотел так же поступить, только знаю, что не смогу.
Леон заметил, что чем лучше узнает Кермита, тем больше тот ему нравится. И с чего бы это? Парень стреляет как сумасшедший. С другой стороны, кто без греха? В разговоре выяснилось, что американец — прекрасный натуралист и орнитолог. Так и должно быть, если он работает в Смитсоновском институте, рассудил Леон и сказал Кермиту, что он может остановить машину в любом месте, если заметит какое-то интересное насекомое, птицу или зверя. На первой же остановке Хенни вылез из машины и пошел дальше пешком.
Они подъезжали к тому месту, где впервые встретились несколько дней назад, когда на дорогу перед машиной вышли из буша двое белых. Оба были одеты для сафари, но оружия при себе не имели, если не считать таковым большой камеры и треножника.
— Черт бы их побрал! Джентльмены из четвертого сословия, — пробормотал Кермит. — Никуда от них не спрячешься. — Он нажал на тормоз. — Держаться с ними лучше повежливей, иначе так распишут, что мало не покажется.
Один из незнакомцев, повыше, поспешил к машине.
— Извините, джентльмены. — Он вкрадчиво улыбнулся. — Не позволите ли задать несколько вопросов? Вы, случаем, не имеете какого-либо отношения к сафари президента Рузвельта?
— Мистер Эндрю Фэган из «Ассошиэйтед пресс», если не ошибаюсь?
Кермит сдвинул шляпу на затылок и улыбнулся в ответ. Журналист застыл, открыв в изумлении рот, потом подался вперед и впился в Кермита глазами.
— Мистер Рузвельт-младший! Прошу прощения. Не узнал вас в этом наряде.
Он скользнул взглядом по грязному, испачканному кровью костюму Кермита.
— Мистер Кто-младший? — нахмурился Леон.
Кермит смутился, и за него ответил Фэган:
— А вы разве не знаете, с кем едете? Это мистер Кермит Рузвельт, сын президента Соединенных Штатов.
Леон укоризненно взглянул на своего нового друга:
— И ты ничего мне не сказал?
— А ты и не спрашивал.
— Мог бы и порадовать, — стоял на своем Леон.
— Это бы все испортило, ты бы относился ко мне по-другому. Так всегда бывает.
— А кто ваш юный друг, мистер Рузвельт? — поинтересовался Эндрю Фэган, доставая из заднего кармана блокнот.
— Мой охотник, мистер Леон Кортни.
— Уж больно молод, — с сомнением заметил Фэган.
— Чтобы стать одним из лучших охотников в Африке, не обязательно отращивать длинную седую бороду.
— …один из лучших охотников в Африке! — повторил Фэган, торопливо записывая в блокнот. — Как пишется ваша фамилия, мистер Кортни? С одним «и» в конце?
— Да, с одним. — Леон, чувствуя себя неловко в возникшей внезапно ситуации, бросил сердитый взгляд на Кермита. — Ну, теперь видишь, во что ты меня втянул?