Корж идет по следу
Шрифт:
— Да зачем вы? — смущенно отказывался он. — Ведь и самим нужно.
— Не беспокойтесь, хватит и мне. Сегодня клев ай-яй! Прямо так с лету и берет. Только поспевай червей насаживать.
Антон присел на крыльцо и, вдобавок к лещам, достал из корзинки пяток ершей.
— А это вот для навара. Самая что ни на есть уха, когда бульон из ершей.
— Да, — согласился обходчик, — рыбешка, вроде неказистая, ершишки эти, а навар, вы верно сказали, вкусный. Эх, к такой-то ухе да еще бы стаканчик
Антон пообещал:
— Ладно, устроим как-нибудь и это.
Старик замахал руками:
— Да ну ее к богу! Я только к слову сказал! Больно дорогая она теперь.
— А я дешевой достану. У меня в сельпо знакомый, устроит. Принесу ему рыбы на жареху, только и дела.
Старик считал своим долгом как-то отблагодарить Антона. Но чем? Не будешь же угощать квашеной капустой, а на огороде еще ничего не поспело, хоть бы огурчики свежие. В конце концов, он предложил подождать и вместе поесть ухи.
— Разложим костерок на огороде, она быстро поспеет.
Антон отказался.
— Спасибо, папаша, а только нужно к дому двигать. Жарко, чего доброго рыба испортится. Вы не беспокойтесь, мы с вами еще такую уху соорудим, — язык проглотишь. Бывайте здоровы!..
Лешка запретил лезть к старику нахрапом, приказал действовать исподволь, сначала расположить его к себе.
В воскресенье с утра начало парить. В душном безветрии над полями трепетало знойное марево. Ласточки с громким писком носились над самой землей. Легкие перистые облака собирались в большие, кучевые и медленно ползли по небосклону. Все предвещало близкую грозу.
Антон наскоро накопал червей, сунул в корзинку заранее припасенную пол-литровку, буханку хлеба и скорым шагом отправился на озеро. На переезде его встретил путеобходчик.
— Эх, не вовремя вы собрались, — покачал- он головой. — Того гляди, гроза захватит.
— Я только из-за нее и тороплюсь. Перед грозой клев — лучше не надо. Не сахарный, не растаю, если и намокну. Сегодня будем с отменной ухой! Нате-ка, вот, поставьте святую водицу, а я побегу.
Антон не ошибся в расчетах. Жор был настолько хорош, что за какой-нибудь час корзинка наполнилась чуть не до верху.
А небо уже потемнело, косые молнии бороздили небо, гром грохотал беспрерывно. Первые крупные капли тяжело шлепнулись на землю.
Антон не спеша смотал удочки, закурил, спокойно поглядывая на необъятную тучу, надвигавшуюся все ближе. Он имел свои планы, и по ним ему было необходимо промокнуть до нитки. Поэтому он терпеливо дождался настоящего ливня и под ним зашагал к дому путеобходчика. Через пять минут он промок до костей. Ботинки хлюпали и разъезжались на раскиселившейся тропинке.
Обходчик стоял под навесом крыльца
— Да беги ты быстрее! Вышагивает, как журавль!
— Чего уж тут бежать! Хуже того, что есть, не будет.
— Ну и ну! Вот так выстирало тебя! Снимай все, выжимать нужно да сушить. Эх-ма!.. Пропади она пропадом, и рыбалка такая!
— Ну нет, — рассмеялся Антон, отдирая от тела прилипшую рубаху. — Ты загляни-ка в корзинку…
Незаметно оба они перешли на приятельское «ты». Старик сделал это первый, и Антон с радостью подхватил предложенный тон.
Вскоре Антон сидел перед печкой в коротких для него стариковых штанах, в ватнике, накинутом на плечи. На шестке бойко потрескивали сухие чурки, пламя лизало закопченные бока чугунка, поставленного на таган. Старик выпотрошил и вымыл рыбу, принес молодого лука с огорода. Взглянув на часы, он торопливо надел плащ, взял сигнальные флажки в кожаных чехлах.
— Ты командуй тут сам, а я пойду тридцать восьмой, пассажирский, встречать. Через четыре минуты пройдет.
Антон подкинул дров и подошел к окну.
Издалека приближался гул поезда, донесся долгий свисток, приглушенный дождем. Старик застыл у опущенных шлагбаумов, подняв неразвернутый желтый флажок. Вагоны промчались мимо ярко-зеленые, словно лакированные после дождя. И снова тишина опустилась на лес, дорогу и одинокий домик с двумя березками под окном…
— Ну вот, теперь целый час поездов не будет, — проговорил путеобходчик, возвратившись. — Посидим спокойно. Капустки не достать ли на закуску?
— А что ж, неплохо.
Старик сходил на погреб, принес капусты и рубленой, и пластовой. Из посудного шкафа достал блюдо, пару деревянных ложек и два граненых стакана. Нарезал хлеб. Приготовив все, тоже подсел к огню, набил трубку. Попыхивая крепким махорочным дымом, долго смотрел на бойкие язычки пламени, метавшиеся вокруг чугунка. Спросил Антона:
— Ты, стало быть, у Афанасия вроде караульщика живешь, за домом глядишь?
— Да нет. В доме у него жена осталась.
— А чего ж он и ее не взял?
— Да хозяйство здесь, куры, поросенок, огород посажен. С его-то заработка, пожалуй, живо ноги вытянешь.
— Это верно, жизнь трудная. Ты сам-то работаешь где?
— Нигде. Инвалид второй группы. На пенсию живу.
Путеобходчик сочувственно покачал головой.
— Тоже, брат ты мой!..
— Ну, много ли одному надо! Тем более, сейчас на всем готовом у дяди. Пенсию-то и не трогаю совсем. Так шутя-шутя, а тысчонок пять уже набралось. — Антон добродушно рассмеялся.
— О, это больно ладно!..