Корзинка с бриллиантами

Трускиновская Далия Мейеровна

Началось второе отделение. Конечно, Гаврилов мирным путем с конюшни не убрался. Выругал Любаню, что седла свалены, как попало, она огрызнулась — пусть берет второго конюха, она и так вкалывает за двоих. На такое количество лошадей положено двое служащих. И хорошо, что добрые люди приходят иногда помочь.

— Помощница! — сказал ехидно Гаврилов, глядя на меня. — Ох, будь я твоим отцом, я бы с тебя сало-то согнал!

Я фыркнула — папочка-миллионер у меня на этой неделе уже был, теперь вот объявился папочка-наездник. Точно — надо женить Гаврилова на мамке, он ее быстро в чувство приведет. Это она только на меня орать мастерица, с Гавриловым ей

не справиться!

— Послушай, ты ко мне в контейнер сегодня лазила? — спросила Любаня.

— Когда? Мы же весь день друг за дружку держимся! Если бы я лазила, ты бы это видела.

— Кто-то перерыл весь контейнер, — сердито сказала Любаня. — Не иначе, бриллианты искал!

— Может, Гаврилов?

— Не-е, Гаврилов только в кастрюлю лазит и в сундук.

У Любани есть здоровенная эмалированная кастрюля, литров этак на двадцать. В ней лежат гвозди, кусачки, отвертки, молотки, прочие железяки. Вытаскивать что-нибудь из этой кастрюли — все руки себе обдерешь.

— Конкурирующая фирма?

В этой программе работают джигиты. И то их конюхи сопрут у Любани погонялку, то Любаня у них свистнет хвостик для шамбарьера. Они наплели этих хвостиков целую коробку, а Любаня так плести не умеет. Постоянно на конюшне конфликт из-за всякой мелочевки, но надо и отдать девчонкам должное — сегодня утром они, оказывается, решительно заявили, что не верят, будто Любаня попятила брилики.

— Нет, они бы все раскудлачивать не стали. Кто-то всерьез решил, что эти блестяшки у меня. А куда я их могу спрятать? Или на конюшне в контейнер, или в гостинице под кровать! Железная логика, тудыть ее…

— Ты следователю скажи, что контейнер растребушили!

— Думаешь, он мне поверит? Скажет, что я сама и расковыряла его. Он же не верит мне, как ты не понимаешь? Он убежден, что если я мать-одиночка и работаю за гроши, и если мне случайно подвернулся ключ от комнаты, где лежат брилики, то я не могу их не взять!

Я подумала — а действительно, если бы Любаня выудила из бочки эту коробку, как бы она поступила? Все мы умеем красиво говорить, но когда у тебя в руках — настоящие бриллианты, и ты можешь делать с ними, что душе угодно, как тогда? Причем эти проклятые бриллианты знают, к кому в руки лезть! Мне — когда я родилась, бабка с дедом сказали матери — нечего было нищету плодить! Или Любане — она же никогда дочке нового платья не купила, все — с чужого плеча, подружки ей сбагривают поношенные детские тряпки.

А если бы бриллианты выудил Макаров?

Ведь он многим нравится, я знаю, а выбрал именно генеральскую дочку на машине и в ажурных колготках за кварт. Но ему легче — он всегда может сказать сам себе, что это любовь. С бриллиантами такие выкрутасы невозможны.

Впрочем, девчонки так преподнесли меня в комплекте с папочкой-миллионером, что я вполне затмила бы даже маршальскую дочку. А что, если он обо всем догадался?!? Как хорошо мне жилось до этих проклятых бриллиантов…

Представление окончилось.

Любаня прибиралась на конюшне, я ждала. Ведь Кремовская обещала, что скажет, будто драгоценности нашлись. Сейчас был последний срок и самое подходящее время. Мол, пока с мужем слушали аплодисменты, коробка оказалась в гримерной. Принесли по крыше гаража, и все тут!

Не выдержав, я пошла наверх. У меня там не было решительно никакого дела, но я могла и просто так зайти в гримерку к Вейнерт. Она мне нравится, однажды я даже послала ей цветы. В театре это очень принято, а в цирке — не слишком. Она угостила меня кофе и вообще относится

ко мне лучше, чем вся остальная программа. Еще я дружу с музыкальными эксцентриками Буйковыми. Они оба уже старенькие и симпатичные, и номер у них тоже старенький, но модный. Они даже по манежу ходят медленно, а танцуют вальс. И когда седенький Георгий Антонович обнимает Риту Степановну и они кружатся, как в старом кино, зал замолкает, а у меня щиплет в глазах. Ведь все видят, какие они старенькие, и как им трудно делать даже эти несложные трюки, и все всё понимают…

Они меня любят потому, что у них две дочки, обе поздние, и обе работают в других коллективах, а встречаются с ними очень редко. И они страшно тоскуют по дочкам, а молодежь на них не обращает внимания, и поэтому им кажется, что дочкам они тоже больше не нужны. И они всегда со мной такие веселые и ласковые, что я думаю — а может, если бы я была у мамки поздним ребенком, она тоже ко мне относилась, как Буйковы? Вот было бы здорово…

Я пошла к Вейнерт и рассказала ей, что у Любани копались в контейнере. Вейнерт сказала, что у нас в цирке не конюшня, а проходной двор, и еще удивительно, что оттуда ничего ценного не пропало. В нормальных цирках есть двери и есть замки, а у нас — полный коммунизм: приходи, кто угодно, и бери, что угодно!

Я ждала совсем другого. Я так надеялась, что она скажет — чушь какая-то, пойди успокой Любаню, только что заходила Кремовская и сказала, что ей подбросили коробку с драгоценностями.

Но Кремовская не заходила. А то бы уже весь цирк гудел.

Я столкнулась с ней в коридоре. Она шла к лестнице. Через плечо у нее была сумочка размером с почтовый конверт. За ней шел Кремовский — руки в карманах великолепной куртки, нос вверх. Я искренне пожелала ему свалиться с лестницы.

Самое скверное — я даже не знала, где они живут. Не в цирковой гостинице, это точно. Сперва они вроде взяли номер «люкс» в «Глории». Потом вроде сняли квартиру у каких-то алкашей, прямо с мебелью. Но у алкашей был второй комплект ключей, и из-за этого случилась какая-то история. То ли алкаши нагрянули не вовремя, то ли что-то унесли, не помню. И после этого Кремовские опять собирались в гостиницу. А собрались ли?

Был один способ как-то это выяснить. Вслед за Кремовскими я побежала к вахтерке и стала клянчить ключ от директорского кабинета. Естественно, соврала, что оставила там папку с документами, которые мне нужно до завтра перепечатать.

Мне дали этот ключ на пять минут.

А у директора на столе, под стеклом были телефоны всех артистов программы, это я точно помнила. Вернее, не всех, а тех, кто жил не в цирковой гостинице. Буйковы, например, сняли комнату у какой-то старушки. Телефон Кремовских там тоже был, но я не могла по нему определить, гостиница это или квартира. Одно было ясно — Кремовские живут где-то недалеко от цирка. А другое было неясно — это телефон, имеющий практическое значение, или уже устаревший? Я его запомнила. И минут через пятнадцать позвонила.

Трубку взяла Кремовская.

— Добрый вечер, — не своим голосом сказала я. — Драгоценности у вас. Почему вы никому об этом не сказали?

— Добрый вечер, — с насмешкой ответила она. — А в чем, собственно, дело?

— Дело в том, что мы так не договаривались.

— А как мы договаривались?

Она явно издевалась надо мной!

— Мы договаривались, что вы получаете коробку и говорите всем, что ее вам подбросили.

— Там кое-чего не хватало, — сказала Кремовская, и я поняла, что она дома не одна.