Кошак
Шрифт:
Наверное, когда мужчина и женщина сидят вот так, обнявшись, и смотрят в ночь, на раскинувшееся над миром звёздное покрывало, мысль невольно рисует в воображении образ прижавшейся друг к другу бочком парочки… Девочка мило умастила головку на плечо возлюбленного… Тихие разговоры… Невинные ласки… Наше с Сайной романтическое свидание под луной тоже закончилось посиделками на холме… только на республиканский лад.
Расположились мы вполоборота к реке. Я — скрестив ноги за спиной оседлавшей меня девочки, она — оседлав и скрестив ноги уже за моей спиной. Но это — лишь прелюдия, вершина айсберга, потому что республиканка в силу врождённого прагматизма не могла сидеть просто так. Сайна сидела, пленив своим лоном мой клинок, и только
Да и сам я, когда Сай предельно бесцеремонно на меня взгромоздилась, даже бровью не повёл. Только позже осознал всю нелепость подобной позы для романтического любования звёздным небом. Но не стаскивать же её теперь насильно? Ну а кошка тем временем, нарушая уже республиканские каноны «романтики», наклонилась чуть вперёд и припала щекой к моей груди. Невинный жест — не будь до того откровенно вызывающего, предельно развратного осёдлывания. Все эти кажущиеся несовместимыми метаморфозы глубоко резанули по восприятию.
— Ты чего, милая?
— Так хорошо, котик! Мне уже давно не было так хорошо! Только первый раз… впрочем, неважно. Сейчас всё иначе. Мы, оказывается, в Республике столько всего утратили… А я всё думала-гадала, что такого находила в сидении у тебя на коленях в пилотажном коконе Тёмная Мать! И в других, столь же нелепых на первый взгляд, мелочах. А она, оказывается, открывала и заново познавала искусство любви!
— Это называется «романтика», — тихо сказал, погружённый в собственные мысли. Слова валькирии оказались неожиданно глубокими, и в самом деле многое проясняющими в образе Валери.
— Да какая разница, как это называется?! — муркнула рыжая кошка и ткнулась мне головой в подбородок.
Этот мимолётный жест произвёл эффект разорвавшейся бомбы. В сердце всколыхнулась подлинная волна нежности, захлестнувшая, разметавшая обуревающие до того раздумья. Я невольно стиснул девочку в объятиях, будто пытался слиться с ней в единое целое. Она чутко ощутила моё состояние, даже уловила, чем именно оно вызвано. Попыталась развить успех. Нежно, опасаясь порушить волшебство момента, погладила предплечья — так тонкий ценитель касается края бесценной вазы. И когда я уже расслабился под градом трепетных ласк, движения кошки вдруг приобрели хищную стремительность и агрессивность. Она сильно сдавила предплечья острыми пальчиками, по плечам же, к самой шее, с шелестом проползли боевые импланты. Я замер. Боялся пошевелиться и спугнуть эту новую ипостась своей любовницы. Боялся упустить то ощущение, которое она пыталась мне подарить.
— Ты мой! Никогда тебя не отпущу, никому не отдам! Даже не думай дёргаться из-за Миски или Тиш. Знай: лично я всё для себя решила, и не собираюсь отступаться. Я — твоя кошка, ты — мой кот. Навсегда. Мне никто не нужен другой. Хочу только тебя. Буду охотиться только на тебя — и брать только тебя. А сёстры… Вы обязательно притрётесь. Или они перестанут охотиться, чтобы ты не дёргался, или ты примешь их охоту, как неизбежное зло. Ты нравишься что Миске, что Тиш. Эта ненормальная гонщица даже свой любимый гравикар тебе вручила! Сама! Её никто к этому не принуждал, мы хотели купить для тебя новый аппарат, а она… Ещё и отстаивала своё право сделать тебе подарок!
Моя недавняя вспышка предстала вдруг в совсем ином свете, равно как и поведение этой странной метиллии. Нет, я не усомнился в собственной правоте — усомнился в правильности столь резкого давления на кошку. Никогда нельзя забывать, где нахожусь. Ведь для девочки всё это внове. Она ещё не привыкла к изменению своего статуса, не привыкла, что теперь ей нет надобности бегать по мужикам, в надежде найти приключение, достойное хотя бы одной ночи.
— Кошак, а хочешь меня взять? А? Как вы там, внешники, делаете?.. За волосы — и в пещеру?
От такого резкого перехода я аж закашлялся. Мне захотелось и рычать и смеяться одновременно.
— Послушай, кошка. Мне решительно всё равно, кто, кого и как берёт. Вот ты сейчас сидишь
— Странно… — протянула девочка.
Приподняв голову с груди, кошка вгляделась в мои глаза. Хватка её рук стала особенно острой; её органично дополняли плотно сдавившие меня ноги и вполне ощутимые объятья её лона. В этот момент по встопорщенной плоти прошла какая-то пульсация, закончившаяся… стоном наслаждения. Меня от глубины ощущений аж прогнуло назад. Когда пришёл в себя, увидел перед собой горящие нездешним огнём глаза чертовки.
— Я держу тебя в своих когтях. В своих руках. Своими ногами. Своим лоном. Мои ментальные когти в твоём импланте. И при этом не я тебя беру?! Бред какой-то!
— Это не бред, а разность менталитетов. Важно, что я взял твою душу. Ты не можешь без меня, без секса со мной — вот что важно. Но даже это ещё не всё. Ты права, некоторые внешники воспринимают женщину, как добычу, которую следует взять на щит и тащить в свою пещеру. А известно ли тебе, что даже в моём варварском по вашим представлениям мире есть прямо противоположное убеждение? Я расскажу тебе про наше прошлое. Когда-то жили воины, оружием которым служили мечи из отвратного железа. Их даже не точили, потому что металл не держал кромку. Воины ходили, обвешавшись для защиты листами этого отвратного железа, и рубили друг друга этими тупыми мечами. Но несмотря на кажущееся убожество орудий убийства, они были воинами. Даже больше — называли себя рыцарями. Чем рыцарь отличался от простого воина? У него был особый кодекс поведения, которому он неукоснительно следовал. Рыцарь обычно защищал веру, служил своему сюзерену и выбирал даму своего сердца. Заметь — эта дама вовсе не обязательно становилась его женщиной! В идеале, рыцарь носил с собой память о ней — это мог быть локон, частичка одежды, платок. Будешь смеяться, но символом часто становилась блоха, живущая в волосах избранницы. Такое время было, никакой гигиены. Но блоха блохой, а рыцарь всерьёз готов был служить своей даме, убивать за её честь и её именем — и всё это не ради того, чтобы обладать ею. Конечно, в реальности случалось всякое. Но обладание не было первоочередной целью. Главным было дело служения даме. Порой показного, как часть некой бравады, своего рода символ. Позже рыцарский кодекс был популяризирован и вошёл в обиход многих королевских дворов. Высокородные дворяне целой страны, наделяемые монархом за службу землёй и богатствами, проявляли удивительную для их класса трепетность по отношению к даме. Понятно, образ несколько идеализирован, тех же безродных за дам не считали. Дворянин легко мог зажать прямо в карете случайно встреченную по дороге крестьянку, а кое-где даже бытовало право первой ночи… Но молодёжь, ещё не избалованная цинизмом и прочими прелестями зрелости, часто без всякой задней мысли готова была служить своей даме и жизнь отдать за неё. Эти обычаи даже вошли в литературу, в ту её часть, которая позже стала классикой.
Позже слой дворян ушёл в историю, любовные отношения стали более потребительскими не только в среде простолюдинов, но и среди так называемой элиты. Но даже в моё время всё отнюдь не однозначно. Часто с использованием женщины «по прямому назначению», соседствует трепетная забота и преклонение. Часто женщина ассоциируется у мужчины с материнской любовью, она — символ продолжения рода. Думаю, не рыцари даже придумали этот кодекс, ведь ещё до них в пантеоны богов обязательно входили женщины — хранительницы домашнего очага и богини плодородия. А кое-где именно женщины объявлялись богинями войны… Как видишь, милая, не всё так однозначно у внешников, как ты привыкла думать.