Кошечка в сапожках

Макбейн Эд

Снова легкая и фальшивая улыбка.

Мэтью не сомневался, что эта фраза произносилась не меньше тысячи раз. Достаточно нажать на пульте управления этим роботом кнопку «Тяжелая работа», и сразу же выскочит метафора с наковальней.

— Вообще-то, — сказал Эндрюс, — это название — аббревиатура из наших фамилий. Моего партнера зовут Питер Вильерс, он французского происхождения. Мы соединили первые две буквы моей фамилии и три первые буквы его, вышло — «Энвил». Нам крупно повезло, что наши фамилии — не Шин и Иткин.

И опять легкая улыбка.

И опять похоже, что и эту шутку он изрекал множество раз.

— Мистер Эндрюс, — произнес Мэтью, — у меня имеется доклад шерифа, сделанный в ночь, когда была убита Пруденс Маркхэм.

— Ужасно жаль, — сказал Эндрюс, — чрезвычайно талантливый был человек, такого редко встретишь в здешней Голодрании. Тут, в Калузе, много претензий на «культурность», но даже выговорить это слово правильно никто не может. Прю была чудесным человеком. Мне ее будет не хватать.

— В ту ночь полиция беседовала с вами? — спросил Мэтью. — В деле об этом ничего не говорится.

— Меня здесь не было, — быстро ответил Эндрюс.

— Вы в тот день не работали допоздна, как обычно?

— Как обычно? А… С семи до десяти. Нет. Во время убийства я, видите ли, находился в постели с одной маленькой сучкой из Сарасоты.

Разговор его явно раздражал, хотя ответы он сопровождал все той же человекообразной улыбкой. В облике и поведении Эндрюса сквозило нечто противоречащее образу владельца крошечной студии рекламных роликов в заштатном городке. Таких манер можно было ожидать от крупного продюсера в Лос-Анджелесе, но и там их ему едва ли бы простили. Чудно было встретить такой экземпляр здесь, в Калузе. Да еще такого возраста.

— А после они не звонили вам? — спросил Мэтью. — И не просили заехать?

— Нет, не звонили. Здание было закрыто, охранная сигнализация включена. Убийца не мог спрятаться внутри. Так зачем им было вытаскивать меня из постели? Это элементарно, дорогой Ватсон. — Он снова улыбнулся.

— Вы когда-нибудь прежде работали с миссис Маркхэм? — спросил Мэтью. — Вы сказали, что она была чрезвычайно талантлива…

— Это редкость для Калузы. Чрезвычайно талантлива. Это было ясно. Я тонко чувствую талант и терпеть не могу дилетантизм.

— Значит, вы работали с ней?

— Да, в нескольких фильмах. Один мы сделали, кажется, полгода назад. Сейчас я вспомню… да, где-то в июне… На пляже в Сабал-Кей, учебный фильм для школ, попытка ввести юных говнюков в игнорируемый ими прекрасный мир, окружающий их во Флориде.

Пауза.

Еще одна заученная речь.

Или он же, как компьютер, был запрограммирован на мгновенную выдачу высокопарно-пошлых фраз.

— А вы принимали участие в ее последней работе? В том фильме, который она монтировала в ночь убийства?

— Нет. Иногда Прю ни с того ни с сего окружала свою работу завесой секретности. Мой партнер и я предпочитаем обсуждать творческий процесс, как это делали американские эмигранты в Париже много лет назад. Вам может показаться странным, но я считаю себя эмигрантом, хотя Калуза и находится в

пределах Соединенных Штатов. Но у нас каждый, кто серьезно занимается кинематографом, является эмигрантом. Я себя часто ощущаю Самсоном среди Филистимлян.

Или Гераклом в авгиевых конюшнях, подумал Мэтью. Непрестанно роющимся в навозе.

— Как-то раз она сделала фильм о воспитании трудных детей, — сказал Эндрюс, нагнетая обстановку, — прекрасный фильм, как оказалось. Но вы бы видели, какими мерами предосторожности была окружена эта работа — можно было подумать, что она — Вуди Аллен! Артисты, оператор, осветитель, звукооператор, несколько ассистентов — все дали клятву о неразглашении тайны. Монтировала фильм здесь она сама, по ночам, запершись. Никогда не оставляла ни одного обрезка пленки и никому не показывала рабочих материалов. Неизвестно, где она его прятала, — возможно, дома под подушкой. А потом — премьера! Ба-бах! Прямо здесь, в этом зале, на этом самом экране, через этот самый проектор. Прекрасный фильм, я уже сказал. Он даже, кажется, получил потом какой-то небольшой приз. Но зачем был разыгран весь этот спектакль? Я не одобряю претенциозности в искусстве.

— Вам нравилась миссис Маркхэм?

— Да, очень.

— Вам известно, о чем был ее новый фильм?

— Кажется, я уже объяснил…

— Извините, но я обязан…

— …что она часто работала в тайне.

— Да, но…

— Это относится и к ее новой работе. Я понятия не имею, о чем она. Научно-популярный фильм о конских паразитах? Рекламный ролик для одного из ювелирных магазинов Калузы? Она никогда со мной не делилась своими планами.

— А вы спрашивали?

— Я знал, что у Прю лучше ничего не спрашивать, когда на нее находит вдохновение.

— Но она пользовалась вашей монтажной.

— Да, арендовала ее за тысячу баксов в месяц. Мы с моим партнером вынуждены сдавать часть помещений, такова плата за возможность снимать настоящее кино в этой дыре. Питер и я приехали сюда из Питсбурга, мы оба закончили университет Карнеги. Мы решили отказаться от голливудского пути с его автомобильными гонками и спецэффектами. Вместо этого мы решили делать небольшие ленты, сначала завоевать здесь репутацию настоящих мастеров кино и только потом, когда система признает наше превосходство, идти дальше. Но жить ведь на что-то нужно, поэтому сдаем помещения в аренду. У нас хорошая техника, и мы разрешаем простым смертным пользоваться ею.

— Вы считаете миссис Маркхэм простой смертной?

— Я почти всех считаю простыми смертными, — снова улыбка, — но не Прю, нет. Я уже говорил, что она была чрезвычайно талантливой.

— Мистер Эндрюс, эта монтажная, которой она пользовалась…

— Да?

— Могу я на нее взглянуть?

— Зачем?

— В ночь убийства полиция обнаружила только ее тело и ее автомобиль на стоянке возле студии.

— Ужасная трагедия.

— Машина была закрыта. Внутри ничего: ни сумочки, ни удостоверения личности… ни, конечно, фильма.