Кошка Скрябин и другие
Шрифт:
Через месяц звонит Грыгоровыч. Говорит, приезжайте, что-то расскажу. Мы сорвались, конечно. Грыгоровыч, он мастер не только на вопросы отвечать, но и рассказывать.
Оказывается, героическая курочка Кишинев благодаря ежедневным купаниям перевернула всю свою жизнь, повысила иммунитет, яйценоскость и достигла своей цели. Но не дома, а в удаленном от двора районе – устроилась рядом с водокачкой, куда никто почти не ходил, и занялась своими прямыми обязанностями, которыми ее природа щедро одарила: нести яйца и тут же их высиживать.
Конечно, Грыгоровыч удивлялся какое-то время, что его никто на пороге не встречает, никто купаться не просится, но занят был сильно –
Грыгоровыч побежал – по жаре, далеко, устал, взмок. Удивлялся, как его курочка Кишинев туда добрела, какой характер у нее оказался, ну. Пришел, а она сидит – похудевшая, возмужавшая, узнала своего товарища по плаванию в бочке, что-то пробормотала застенчиво, глаза стыдливо опустила, кококнула торопливо, мол, вот, старшина, сижу тут… как видишь… высиживаю…
А на спине ее уже два желтых цыпленочка чирикают «мама-мама».
– А така хдэ-э-энька, – причитал Грыгоровыч, – а така змучена… Нихто ж не кормыв, бидненьку…
Стал бегать туда за семь верст, подкармливать.
А на следующий день уже семь цыпляточек. А еще через день – десять!
Вывела она – Грыгоровыч, рассказывая, радостно и с гордостью руками тут схлопывал – семнадцать штук! Правда, выжили двенадцать. Так Грыгоровыч специально в город ездил, на инкубаторную станцию, взял еще цыплят, подложил ей, чтобы было сколько было – семнадцать. Перевез всех во двор, ходит курица Кишинев важная, мать-героиня. И привычку купаться не бросила, взлетает на бочку с водой, ждет, когда ее окунать будут.
И жене, и команде своей прямо при нас, чтобы свидетели были, перед строем на вечерней поверке объявил Грыгоровыч, что кто эту курочку Кишинев тронет, кто ее тронет!.. Так… Грыгоровыч тут сжимал кулак и гневно им потрясал – он не знает, что сделает.
– Теперь, – сказал Грыгоровыч, – она будет жить на заставе всегда и на самом привилегированном положении. Вопросы есть? – спросил Грыгоровыч.
Вопросов не было.
Тимур и К°
– На Волыни, Маруся, все по-другому. Откуда знаю, откуда знаю… Знаю! Потому что Грыгорович все знает. Только не всем рассказует. А тебе расскажу. Слухай. От взять, например, кабанчиков, так? Их на Волыни выращивают не так, как у нас. А у нас – так, – рассказывает любимый нами всеми друг наш душевный Грыгоровыч, старшина погранзаставы. Вот у них поросят держат на свободе – ходи, гуляй, только утром и вечером приходи на вечернюю поверку покушать, а на ночь – в сарайчик поспать.
И вот приехал один из Волыни. Поселился тут, нормально все у него в хате. Люстра, жена, домашний кинотеатр, сын в милицейском училище учится, дочка на учителя по скрипке тоже, пятикомнатный дом. Ну от. Купил поросятков с десяток. И шо? Подросли они чуть, и отпустил их: идите на все четыре стороны, гуляйте. А я ему: «Рома, вы шо?!» Его Рома звать, знаешь его? Он там, он, дывысь, он там живет, бачишь? Та куды ты дывышься? Та он там! О… Я ему говорю: «Вы куда, Рома, их пускаете? Нейтральная полоса, там же лисы, волки, там медведи, Рома, вы что?» Я з йим на «вы», – замечает как бы между прочим Грыгоровыч, – бо мы ще не такие уже, чтоб друзья. Это з тобой мы уже на «ты». Но пьешь ты плохо все равно.
А че я отвлекаюся? Я отступление делаю. Чуешь разницу? О. Так я спрашиваю Рому: «А как же вы их потом собираете назад? Ну тех, кого волки не погрызли?» – «А о!» – демонстрирует Рома: выносит ведро и давай поварешкой по
А оказалося что? Смотри. Там, на полосе ж, кабаны дикие, непуганные совсем. И одна кабаниха присмотрела себе этого Тимура. А шо ж, вона страшная, бородатая, вся в репьях. А он – гладкий, блондин, глазки синеньки, чисто ариец. И они побрались. Ну короче, не было, не было того Тимура, а тут приходит, а з ним малышня – двенадцать штук! И такие все цикавеньки – и не беленькие в полосочку, как дикие поросятки, а рыжие, чисто как ирландцы. И стали они на стук ведра тоже прибегать, питаться. Кабаниха – та гордая, та не приходила, а папаша с детьми – да. Как заслышат калатанье, бегут со всех ног, сыплют с разных сторон – любо-дорого смотреть. И что этот Роман придумал? Ну эти с Волыни – намудрят, лишь бы не работать. Он по полю кукурузу раскидает – Тимур со своей командой туда, и пока ту кукурузу рылами повылавливают, поле и перекопают. Опять придут, Рома опять кукурузу в поле покидает – они снова давай рыться, кукурузу собирать, зерна искать, еще лучше вскопают. И даже соседи одалживали у него этих свиней. За еду – кукурузу. И так эта дружная бригада «Тимур и К°» поля у половины села вскопала.
А потом мамаша их всех, тех поросяток, в лес увела. Да. Свобода – это знаешь… Это свобода. И никакое ведро с колотушкой не поможет, Маруся… Ну ты знаешь.
А хочешь еще тебе, Маруся, про кабанов расскажу, хочешь? О.
К нам на заставу пополнение пришло. А один – ну такой хлопчик хороший, такой смекалистый, такой смышленый, так на меня похожий в юности, як вид однои мамы. О. Ну мы пошли первый раз дозором.
Я ему кажу: «Сынку, а давай я тоби покажу, дэ кабаны в лесу сплять».
Он мне: «А давайте, товарищ старшина заставы».
И от мы пришли. Вот тут дуб – дывысь. От так дуб… Та ж дывысь, ты ж нэ дывышься, Маруся! Отак дуб. Тут мы. Я ему: «Тихо, иди сюда». А там, за тем дубом, – от такая спына. В щетине вся. А той хлопчик же не умеет тихо ходить, берцы на ногах тяжелые, еще не привык, он ногой ступил и веткой – крынц! А там кабан. Самка. Худая як лезвие. И десять штук маленьких. Она как посмотрела мне в очи, я чуть не сомлел, от йийбо! Я на ее смотрю, аж не моргаю, замер и тихо-тихо хлопчику говорю: «Не рухайся. Справа видишь дерево? То твое. Слева – мое. По команде “давай!” быстро влезай. Не влезешь – мама твоя плакать приедет. Понял?»
Ты, Маруся, знаешь шо? Ты когда смотришь на дикого кабана, ты на его вуха смотри. Если как лопухи висять, то добрая тварынка, можешь себе тихонько поворачиваться и уходить, а если прижаты назад – жди беды. Так у той свыни были вуха, как у собаки. Видела у злой собаки вуха? О!
Продержала она нас на деревьях полдня. Лежит под нами, малые бавляться, а мы за ветки схватилися и висим. З заставы поисковую группу послали – мобильных телефонов же не было тогда, рацию хлопчик уронил, свыни ее сломали и в землю зарыли. О.