Кошки-мышки
Шрифт:
— Иван Николаевич! Майка не могла. Понимаете? Не мо-г-ла, — по буквам произнесла я. — В противном случае, нужно признать всеобщую подлость: мужа, подруги, потом и до матери докатимся. Кроме того, у Майки, наконец, появился достойный мужчина, специалист по французской истории, одновременно водитель экскурсионных автобусов.
— Странное сочетание. Наводит на мысль о спланированной акции отвлечения противника. Лидия Евгеньевна, с вами происходит то, что случается со всякой женщиной, обманутой
— Вы не понимаете, — поднялась я. — Это вся моя жизнь последние десять лет. Это нельзя зачеркнуть легким движением руки. Если бы вы узнали, что Света, мир праху вашей жены, крутит направо и налево с другими мужиками, что у вас рога потолок царапают?
— Невозможно! Куда вы собрались? К ним поедете? Напрасно, только боли себе прибавите. Давайте-ка, в соседнюю квартиру, за праздничный стол…
— Спасибо! Извините за фингал, лед приложите.
— Лидия Евгеньевна, не стоит вам ехать к ним.
— Иначе умру.
По дороге к Майкиному дому на проспекте Андропова меня остановил гаишник, попросил выйти из машины. Вдохнул то, что я, голодавшая который день, выдохнула, и с удовольствием предложил пройти тест на алкоголь.
Их можно понять: в новогоднюю ночь дежурить обидно. А тут развлечение: повезем дамочку в трубку дуть.
Куртки с неоновыми полосами, в которые гаишников одели, на ощупь как скользкая резина. Но я ухватила его за грудки цепко, рванула к себе, смотрела глаза в глаза.
— Ты человек или робот с жезлом? Если человек, должен меня отпустить. За любые деньги или просто из милосердия. У меня лучшая подруга якобы мужа увела. Не верю! Понял? Не верю! — тряхнула изо всех сил.
— Женщина, отпустите! — вырвался милиционер.
— Никуда я с тобой не поеду, а врежусь в ближайший столб, покончу собой. Усек? Или через несколько минут узнаю правду. В желудке у меня рюмка коньяка, которую дали вместо лекарства.
Наверное, вид у меня был отчаянный, потому что гаишник спросил:
— Далеко ехать?
— Метров семьсот.
— Стоять на месте! — приказал милиционер.
Сел в мою машину на водительское кресло. Завел мотор и отогнал машину в тупичок. Вышел, хлопнул дверью, включил пиликнувшую охранную сигнализацию.
Подойдя ко мне, отдал сумочку, ключи и сказал:
— Довезем.
Их машина, спрятавшись от участников движения, стояла в тени деревьев.
Приглашая меня в автомобиль и сам устраиваясь, гаишник сказал напарнику:
— Петя, надо даме помочь.
— Надо так надо, — спокойно ответил Петя и закрыл портативный компьютер, на котором раскладывал пасьянс.
Только ленивый не ругал наших гаишников. Они, конечно, взяточники. Поборы на дорогах для
Максим говорит, что наша буйно цветущая коррупция и лихоимство в качестве морального равновесия, на другой чаше весов, имеют противоречащие законам человеколюбие и сострадание.
Мой муж много чего наговорил, а я всему верила.
Глава тринадцатая
Поздравление Президента
К Майкиному подъезду я подкатила на милицейской машине с мигалками на крыше. Заплатить милиционерам не жалко, но стоит ли портить благой поступок несколькими купюрами? Раздумывать было некогда, поэтому спросила прямо:
— Что-либо вам должна?
— Иди уж, отелла в юбке, — перегнувшись через меня, дернул за рычажок и раскрыл дверь гаишник.
А второй, Петя, сказал на прощание:
— С Новым годом!
— Спасибо, ребята! Пусть вам повезет!
Они не уехали, пока я не вошла в парадное. В Майкину квартиру не звонила, имелись ключи. Майка живет на третьем этаже. Ступеньки, которые я преодолевала, были сродни дороге на Голгофу.
Перед дверью застыла. Вдруг возник вопрос: «А зачем ты хочешь испортить праздник любимой подруге и не менее любимому мужу? В прошлом любимым».
И тут в соседней квартире грохнул мощный хохот: женские, детские, мужские голоса, сливаясь и резонируя, взорвались, покатились радостным цунами, чуть дверь не вышибли.
Все счастливы, одна я — не пришей кобыле хвост? Врете! Живой не дамся, меня не растоптать.
Давила на кнопку звонка, пока не выскочила Майка.
Одета во что-то фиолетовое, обильно усыпанное блестками. Прическа «магазинная» (так прежде мы называли результат усилий парикмахерш), макияж — парадный. И ничуточки: ни грана, ни штриха, ни намека — на раскаяние, сожаление или проглоченный позор.
Счастливая морда. Тянет меня в квартиру, целует, обдает запахом духов, которые я подарила ей в прошлый Новый год, стаскивает с меня полушубок и при этом восклицает, повторяясь и «а»-кая.
— А я говорила, говорила. А они не верили, сомневались. А ты приехала, а ты приехала. А как я волновалась, никто не знал, а все видели. Ой, Лидусенька, а я верила, а ты не подвела, а как я боялась! А у нас — как на похоронах. Саша давно просит за старый год выпить, а я не разрешала без тебя, а год уже кончается. Лидочка, прости меня, но я Максу обещала молчать. А он жил у меня все это время. А ты пришла, помнишь, хотела шаль напонос из шкафа достать, а я только-только успела вещи туда Макса затолкать.