Кошки-мышки
Шрифт:
Он достал из кармана свою добычу. Фотография свернулась в трубочку, и он расправил ее. Проходившая мимо женщина с коляской прибавила шагу и с отвращением оглянулась. Все в порядке, мэм, я офицер полиции. Он улыбнулся про себя и снова стал рассматривать снимок обнаженной женщины. Ничего непристойного: снятая сверху молодая женщина лежала, раскинув руки, на шелковом или атласном покрывале. Не очень умелая имитация чувственного экстаза: приоткрытые губы и опущеные веки. Все это выглядело довольно обычно. Интереснее была личность модели.
Холмс не
Что заставляло его снова и снова возвращаться в этот дом? Этого он сам не знал. Ребус направил фонарик на стену с рисунком Чарли, пытаясь разгадать его смысл. Почему от старается отыскать логику в поступках запутавшегося юнца? Может быть, из-за не покидающего его чувства, что тот определенно замешан в деле.
— В каком деле?
Этот вопрос он произнес вслух. В юридическом смысле слова никакого дела не было. Были странные личности, необъяснимые поступки. Вопросы без ответов. Да, незаконные действия. Но дела как такового не было, и это раздражало больше всего. Если бы все загадки несомненным и очевидным образом были связаны между собой, так, чтобы он мог записать их одну за другой на листе бумаги и сказать: это требует расследования… Части головоломки растекались, как расплавленный воск. Но ведь когда свеча догорела, воск остается. И здесь оставались следы, хотя вещи меняли форму, вещества — состав, действия — смысл. Сама по себе пятиконечная звезда, обведенная двойным кругом, не значит ничего. Для Ребуса она значила не больше, чем круглый значок техасского шерифа, который он носил мальчишкой.
Для других это было воплощение зла.
Он отвернулся от стены, вспоминая, с какой гордостью носил тот значок, и поднялся по лестнице. Здесь два дня назад он нашел зажим от галстука. Войдя в комнату Ронни, Ребус подошел к окну и посмотрел на улицу через щель между двумя фанерными листами, закрывавшими окно. Рядом с его машиной остановилась еще одна. Та, что преследовала его от участка. Он узнал ее сразу: тот самый «форд-эскорт», что ждал возле его дома и скрылся. Теперь он припарковался возле сгоревшей «кортины». За рулем никого не было.
Половицы скрипнули всего один раз, и Ребус почувствовал вошедшего спиной.
— Вы хорошо знаете дом, раз обошли самые скрипучие доски.
Он обернулся и направил фонарик в лицо незнакомцу. Молодой брюнет с короткой стрижкой заслонил глаза от слепящего луча, и Ребус перевел фонарик ниже.
Форма полицейского констебля.
— Вас зовут Нил, — спокойно произнес Ребус. — Или вы предпочитаете Нили?
Его фонарик, опущенный теперь вниз, давал достаточно света, чтобы собеседники могли видеть друг друга. Молодой человек кивнул.
— Можно Нил. Нили — это для друзей.
— Я не ваш друг, — согласился Ребус. — Ронни был вам другом?
— Больше того, инспектор Ребус, — сказал
Сесть в комнате Ронни было некуда, да они и не усидели бы на месте. Нил горел желанием рассказать свою историю, Ребус горел желанием ее услышать. На небольшом пятачке у окна он нетерпеливо ходил от стены к стене, останавливаясь, чтобы получше усвоить отдельные детали в рассказе Нила. Тот остался стоять у двери, время от времени отталкивая, а потом снова притягивая ее к себе, прислушиваясь к протяжному скрипу и поворачивая ручку вниз и вверх. Фонарь отбрасывал на стены шаткие тени, высвечивая профили говорящего и слушающего.
— Конечно, я знал, что с ним происходит, — начал Нил. — Хоть он и был старше, я всегда знал его лучше, чем он меня, всегда мог предсказать его действия.
— Вы знали, что он наркоман?
— Да, он начал еще в школе. Однажды его поймали, хотели исключить. Через три месяца взяли обратно, разрешили сдать экзамены, и он сдал все на «отлично». Мне это не удавалось.
«Верно, — подумал Ребус, — иногда восхищение заставляет нас закрывать глаза на…»
— А после экзаменов он убежал из дома. Мы ничего не знали о нем несколько месяцев. Родители чуть не сошли с ума, а потом решили выкинуть его из головы, сделать вид, будто его не существовало. Запретили мне упоминать его имя.
— Но он дал вам знать о себе?
— Прислал письмо на адрес одного приятеля. Это было хорошо придумано, родители ничего не узнали. Написал, что поселился в Эдинбурге, что там ему нравится больше, чем в Стерлинге, что у него есть работа и девушка. Ни адреса, ни номера телефона.
— Он часто писал?
— Не очень. Разумеется, сильно привирал. Написал, что вернется только на собственном «порше» и докажет отцу и матери, что он взрослый мужчина. Потом письма прекратились. Я окончил школу и пошел работать в полицию.
— И перевелись в Эдинбург.
— Не сразу, через какое-то время.
— Для того, чтобы разыскать брата?
Нил улыбнулся.
— Вовсе нет. Я тоже выкинул его из головы. У меня своя жизнь.
— И что было дальше?
— Однажды я поймал его во время патрульного обхода.
— Где ваш участок?
— Я служу в Масселборо.
— Масселборо? Не близкий конец. И в каком смысле поймали?
— Он шел на автопилоте и явно побитый.
— Он сказал вам, откуда?
— Нет, но я сам догадался. Торговал собой на Колтон-хилле.
— Да, мне уже намекали, что он этим промышлял.
— Не он первый. Быстрые деньги для тех, кому стало все равно, где их брать.
— А ему было все равно?
— Раньше нет. Но иногда он… Может быть, я и в самом деле не знал его так хорошо, как мне казалось.
— И вы стали приходить к нему?
— В тот вечер пришлось провожать его до дома, а на следующий день я снова зашел. Он страшно удивился, потому что ничего не помнил.
— Вы не пытались помочь брату соскочить с иглы?