Космаец
Шрифт:
— Не трогай меня, попадет!
— Ой, горе мое, а я-то удивлялся, откуда на Динаре столько битых фашистов. Так это, верно, ты, другарица, их уложила? — съязвил Космаец.
От этой перепалки стало даже вроде немного теплее. Только Катица обиженно замолчала. Космаец шел с ней рядом, подняв воротник шинели, наклонясь в сторону девушки.
— Ну, другарица, нехорошо так, тут столько мужчин, а ты сама тащишь пулемет, — проговорил Космаец, когда бойцы ушли вперед.
— Отстань от меня, — помолчав, сказала она. — Хочешь мне услужить, возьми сумку с патронами. Помощник у меня погиб
К вечеру батальон оказался где-то в тесной долинке, через которую проходило асфальтированное шоссе, а немного подальше в стороне убегала в лес железная дорога. Пришел приказ, и бойцы залегли в засаде между шоссе и железной дорогой. Ждали какой-то немецкий товарный поезд, который вез снаряжение для группы войск, окруженной партизанами в Боснии. Ветер гнал с Шатора [23] снег и дождь. Катица в мокрой шинели и в башмаках, полных воды и снега, лежала у скалы, ежилась от холода, не мигая смотрела на дорогу и закоченевшими руками смахивала слезы.
23
Шатор — гора, разделяющая Далмацию и Боснию.
Глядя на бедняжку, партизан сжалился, снял шинель, и прикрыл ею девушку, а сам молча потянул к себе ее пулемет. Когда железные сошки заскрежетали по камням, Катица приподняла голову, увидела, что у нее хотят отнять оружие, скомкала шинель и швырнула ее Космайцу, а сама схватилась за пулемет.
— Запомни, меня задешево не купишь! — закричала она. — Возьми свои лохмотья, а пулемета тебе не видать.
— Что ты визжишь? Никто тебя не щиплет.
— А ты бы хотел меня ущипнуть?
— С превеликим удовольствием.
— Вот я и вижу, ты только и способен, что щипать девушек на посиделках. Отдавай мои сумки с патронами, не хочу я с тобой никакого дела иметь.
— Что в мои руки попало, с тем можешь распрощаться, — ответил он ей и забросил на плечо сумки, которые лежали рядом на земле.
— Ты, может, считаешь, что и меня так же можешь сцапать? — уже улыбаясь спросила она. — Поглядим, каков ты мастер… Подними диски, не видишь, вода подтекает.
Вот так Космаец стал помощником пулеметчицы, ползал за девушкой, выполнял ее приказания, в бою бегал за ней с магазинами, а иногда вместо нее шел в охранение. Партизаны поддразнивали его.
— И не стыдно тебе, — подшучивали они. — Как теленок, слушаешься этой девчонки.
— А мне приятно выполнять ее приказания, — не терялся он.
— Ну, ты известный волокита, просто тебе приятно спать с ней рядом.
— Как вам не стыдно! Катица не такая, как вы думаете.
— Все женщины одинаковы. Не из камня же она, да еще если спит рядом с таким парнем.
Космаец все слушал, все терпел и, так же как и в первый день, таскал за Катицей сумки с боеприпасами. Иногда они ссорились, по нескольку дней не разговаривали, а потом
— Ну, теперь у меня есть предлог уйти из роты, — сказал он ей, когда бой затих. — Пойду в госпиталь и постараюсь вернуться оттуда в другой отряд.
Их взгляды встретились. Глаза Катицы были полны тоски, Космаец смотрел немного язвительно.
— Возвращайся обратно в нашу роту, — прошептала она.
— Если бы я знал, что кому-то нужен, я и уходить бы не стал.
— Отчего ты такой упрямый, Раде, — впервые она назвала его по имени, а вообще-то редко кто знал, как его зовут. — Оставайся, рана у тебя не такая уж тяжелая.
— Не тяжелая, — согласился он. — Но…
— Хорошо, я все сделаю так, как ты говоришь… Хочешь, возьми мой пулемет? С ним мой брат воевал, а теперь пусть он будет твой, ладно?..
…Космаец обнял Катицу, притянул ее к себе. Она, не переставая улыбаться, нежно глядела в его лицо.
Вышли на какой-то холмик, внизу, у их ног, спало село, сожженное и мертвое. Из темноты виднелись его черные зловещие очертания.
— Раде, почему ты молчишь? Скажи, ты будешь вспоминать обо мне после войны? Поклянись, что, если я погибну, ты никогда не будешь любить ни одну девушку так, как меня… Ой, какая я глупая… Прости, знаешь, как мне тяжело.
— Не говори так, прошу тебя, — шепнул Космаец. — Мы все живем теперь, как овцы, и не знаем, кого из нас хозяин раньше зарежет. Смерть уже давно ходит и за тобой и за мной. Она вечером укладывает нас в постель, она поднимает нас утром. Она стережет нас за каждым кустом, за каждым камнем.
Катица сделала движение, будто желая сказать что-то.
— Разве я могу быть счастлив, если ты погибнешь, разве я смогу жить?
Мгновение длилось тяжелое молчание. Катица, опустив глаза, стояла перед Космайцем, крепко держала его за руку.
— Раде!
— Что, Катица?
— Почему именно сейчас мы говорим о смерти? Ну скажи? Мне тяжело, когда ты молчишь, я начинаю бояться тебя, твоих глаз, твоего взгляда.
— Уже поздно, — глядя вдаль, сказал Космаец и сделал несколько шагов по направлению к партизанскому лагерю. И повторил: — Поздно, Катица. «Вот встает заря, а я с любимой рядом», — замурлыкал он песню, которую так любят парни, и сердце его наполнилось нежностью. Стоит ли думать о том, что будет завтра, сегодня он счастлив.
— Не будь таким упрямым, — Катица потянула его за рукав.
Парень подхватил ее под мышки, поднял в воздух и, держа перед собой, поцеловал.
— Ты довольна? — опуская ее на землю, заглянул он ей в лицо.
— Оставь свои шутки, я спрашиваю тебя о том, что меня мучит, а ты не хочешь ответить, — рассердилась она.
— Сегодня ничто не может нас мучить.
— Я раньше никогда не верила, когда говорили, что ты упрямец и спорщик, защищала тебя, а теперь…
— О, а я и не знал, что у меня есть такой хороший защитник, — улыбнулся Космаец.