Космаец
Шрифт:
— Стой! — крикнул неизвестный, держа палец на спусковом крючке. — Что ты здесь бродишь? Ты усташа?
Мрко испуганно вздрогнул, понял, что выстрелить не успеет, и опустил винтовку. Без обмоток и зловещего «U» [30] на шайкаче, он больше походил на партизана, чем на усташу.
— Говори, кто ты? Партизан?
— А что ты со мной сделаешь, если не партизан, — притворяясь оскорбленным, вопросом на вопрос ответил он неизвестному.
Железнодорожник, прищурив один глаз, оглядел его с головы до
30
«U» — усташа — знак на головном уборе.
— Не сказал бы я, что ты усташа, но и на партизана не очень похож, — не снимая пальца со спускового крючка, заключил железнодорожник. — Усташи не бродят в одиночку по лесу, да еще в таком виде, а партизаны носят звезду.
Мрко не спеша снял шайкачу, поглядел на нее и пожал плечами, словно говоря: и вправду, где это я ее потерял.
— Не люблю, когда мне дуло в глаза смотрит, — глядя на железнодорожника, заметил Мрко, — убери карабин. Обидно погибнуть от своих. — Он забросил свою винтовку за плечо, ощупал карманы, вытащил сигарету и закурил. — Ты куришь, товарищ?
— Нет, не курю, — ответил неизвестный и в последний раз спросил его: — Да кто ты?
— А ты и сам не видишь? Кто теперь по лесам бродит.
Железнодорожник поколебался, но винтовку опустил.
— Я тоже так подумал, но должен же человек быть осторожным. — Он помолчал и спросил: — А далеко ваш отряд?
— А тебе это знать необязательно, — отрезал Мрко.
— У меня есть дело к вашему командиру. Срочное сообщение.
— Оставь ты свое срочное сообщение. — Теперь Мрко понял, что это не настоящий партизан, он только ищет отряд, — У всех шпионов всегда находятся дела к командиру, придут, все высмотрят и опять исчезнут, как тень.
— Иди ты к черту со своим шпионажем. — И, убедившись, что Мрко не собирается его никуда вести, объяснил: — Ты ведь слышал взрыв? Это я сделал. Я был начальником станции. Вчера эти проклятые усташи арестовали мою жену — заметили, что она связана с партизанами. А я решил отомстить. И мне сразу повезло. К вечеру пришел поезд с пехотой. Я его задержал. Знаю, следом идет товарный с танками. Я дал ему семафор, а стрелку не перевел. Слышал взрыв? Там не меньше сотни убитых, пусть разбираются. Бросились небось искать меня, да только ищи ветра в поле. Теперь они облаву устроят. Надо предупредить вашего командира.
Мрко заметно повеселел, кивнул головой железнодорожнику и свернул в сторону, в лес.
«Это счастье мне сам господь бог и мадонна послали… За это в отряде меня будут считать лучшим человеком».
— Командир недалеко, — объяснил Мрко, когда они вышли на узкую тропинку, и пропустил железнодорожника вперед. — Да, нам сейчас и не время ввязываться в бой…
«Партизаны скорей поверят в рабочую одежду, чем в рассказ о подвиге… Если выстрелить, все будет в крови, да и выстрел могут услышать». Он вскинул винтовку на плечо, держа ее за ствол, как обычно носят винтовки партизаны, которым еще не удалось достать ремень.
Они бежали быстро, продирались
В одно мгновение Мрко вытряхнул его из одежды, надел на него свой мундир и сбросил в воду. Ему было жаль, что здесь нет четников. Вот бы хорошо получилось. Ну, да ладно, партизаны тоже любят людей, которые взрывают немецкие поезда.
…А теперь, как назло, эта встреча с Ненезой. «Черт побери! Кто победит — еще не ясно… Немцы готовят тайное оружие против России… Самое главное — сберечь голову… а Ненеза за свою шкуру и родную мать продать готов…» За леском показались первые домишки деревни. Надо что-то делать. Но что? Времени для размышления остается все меньше, каждый шаг приближает дело к развязке. И вдруг у него словно с глаз пелена спала. Мрконич приказал пленным свернуть с тропинки.
— Я знал, что ты, Мрко, наш… — Ненеза не успел договорить. Раздался выстрел, его резко укололо. Какое-то незнакомое тепло разлилось в груди. Он хотел крикнуть, но силы изменили ему раньше, чем голос. Раздалось еще два выстрела таких же коротких и неожиданных, как и первый, и вслед за Ненезой свалились два других пленных, корчась в последних судорогах.
— Черт бы их побрал, псы этакие, — ругался Мрконич, вернувшись в роту. — Если бы я немного зазевался, отняли бы у меня винтовку. И пели бы вы сейчас надо мной… «упокой господи».
Ристич словно хлестнул его недоверчивым взглядом.
— Как? Они были связаны.
— Какого там черта, связаны. Этот пес немец как-то развязался — и на меня. Схватился за винтовку, а усташи в лес побежали.
— Ну, ты им сплел веночек? — спросил Космаец и, получив ответ, прибавил: — Правильно сделал. Я тоже думаю, что не время с пленными возиться… Эх, жаль, не сняли мы с них сапоги. Обули бы своих.
— Беда мне с вами, — комиссар сердито взглянул на Космайца. — Я удивляюсь, как вы не понимаете, раз солдат попал в плен, он больше не враг. И никто не имеет права лишать его жизни.
— Немцы и усташи даже мертвые — враги нам.
— Пока я здесь комиссар, — вспыхнул Ристич, — ни одного пленного не разрешаю расстреливать. Я буду наказывать самым строгим образом…
— Смотри, ей-богу, откуда ты взялся такой жалостливый, — улыбаясь спросил Космаец. — Словно ты всю войну на печке спал и не видел, что они творят.
— Это неважно, воевал я или на печке спал, а мой приказ тебя тоже касается… Все мы воевали, все мы…
— Воевали с бабами в тылу, — разозлился Космаец и налившимися кровью глазами взглянул на комиссара. — Да что ты говоришь, товарищ, пусть немцы и усташи убивают наших матерей и детей, пусть жгут наши дома, а мы будем брать их в плен и на курорт посылать. Да ты издавай хоть тысячу приказов, а у меня есть свой приказ, и мои бойцы должны его выполнять. — Он тяжело вздохнул и прибавил: — Вот если бы они у тебя кого-нибудь убили, посмотрел бы я тогда на твою гуманность.