Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– И я люблю сильно! И я тебя простила за измену.
– Какую измену? Я тебе обета верности не давал. Я был тебе никто.
– А златолицая потаскуха кем тебе была?
– Отстань, Вишенка. Успокойся и сядь там, где и сидела. Дай ты мне мысли привести в порядок. Не до того мне теперь. Я же маг при разорённом Храме! Я почти никто.
– Как?! – удивилась Вешняя Верба. – Ты же схватил Кизила на самом входе в сокровищницу. Где же сокровища?
Тут Капа понял, что проболтался. – Да, – пробормотал он, – я от потрясения совсем с ума схожу. Конечно, всё на месте. Рассудок у меня не на месте, вот что. Я тебя сейчас в твой дом провожу, где твоя семья прежде жила. Там побудь пока. А я вскоре к тебе приду. Мы и решим, как с тобою дальше жить будем. – Капе было важно выпроводить её, остаться одному и всё обдумать.
Вешняя Верба подчинилась. Выхода у неё не было. Она слегка успокоилась, думая о том, что
– И о тебе? – страдая, спросила она.
– Обо мне можешь и помечтать на досуге, – ответил он уже снисходительнее. Чем дал ей надежду. Ведь он, как она знала, остался без своей златолицей утешительницы. Кизил проболтался ей, пребывая в опьянении, что наложницу Капы он зарезал. Страшная весть не вызвала в душе Вешней Вербы ни малейшего сожаления о загубленной невинной душе. Она только зловеще радовалась, что та, кто была причиной её каждодневной боли, исчезла навсегда. Та, которая поселилась на роскошном этаже, бывшем пределом мечтаний самой Вешней Вербы, да ещё заняв её место рядом с самым лучшим мужчиной мира, получила по заслугам.
Не будучи злой и жестокой нисколько, она была порабощена внутренним монстром ревности, чрезмерно усиленным её обездоленностью, её всегдашним страданием. У неё всегда и всё отнимали, всего лишали. В детстве родительскую заботу, ласку, сладости и беспечные игры, какими были забалованы та же Ива, Берёзка или Рябинка, заставляя трудиться на семейство, растущее с каждым годом. В юности саму возможность счастливой женской доли отнял Капа, отлично зная, что ему жену себе брать нельзя, а её, девчонку, соблазнил. Потом Сирень отняла дочку-первенца, потом и самого любимого, как ни был он к ней безжалостен временами, а теперь и мужа законного вместе с домом отняли. Пусть муж нелюбимый, а дом постылый, других-то нет у неё. И пришлось Вешней Вербе вернуться к исходной и печальной точке самого начала её пути, ведущего к жизненным неурядицам и окончательному одиночеству. В опустелый родительский и бедный дом. В его грязные и тесные стены, к холодной осевшей печи, к занозистой деревянной девичьей постели без постельного даже белья.
Капа оставил её там одну, не зная о том, будет или нет возвращение и продолжение их прежних отношений. Он перестал думать о Вешней Вербе, едва отошёл на некоторое расстояние от её лачуги. Наутро он уехал к матери, чтобы решить вместе с нею и свою дальнейшую участь, и участь сокровищ.
После того, как Кизил был приговорён, но по загадочной причине и благодаря чьей-то мощной защите не умерщвлён, а только выдворен в сословие бродяг, половина сокровищ вернулась в хранилище Храма. Капа как маг, сохранивший «Око Создателя», а значит, и своё место, опять стал магом Храма Ночной Звезды. Но магом бедным, о чём было особо отмечено в секретном реестре всех Храмов континента. Уполовиненная казна Храма стала причиной того, что ему за его службу платили очень мало, обходя любым отличием и закрыв саму возможность карьерного роста. Его даже не приглашали на ежегодные собрания магов континента. Таких, как он, было немало, поэтому его не огорчало нисколько закрытие для него путей наверх. Не трогало и равнодушие лживой матери, прельщавшей его невиданным возвышением, а ничего не давшей.
Он изменился. Не замечал женщин, много читал, стал презирать роскошь и честно, как некогда маг Вяз, служил в своём Храме, полюбив одиночество и прогулки по ближним и даже отдалённым окрестностям. Он легко переплывал реку Светлый Поток, работал в большом саду и таком же немалом огороде, став худощавым, но жилистым, загорелым и крепким. Половину заработанных денег он отдавал Вешней Вербе для её, по очереди у неё возникших, двух сыновей, из-за чего местные жители были уверены, что он и есть их отец. А как было в действительности, никто не знал. Он на такие вопросы и подковырки не отвечал, а Вешняя Верба только смеялась, скаля острые и белые зубки, смущая окрестных мужчин тем, что всегда носила такие платья, что выпуклые её груди торчали наружу ровно наполовину. Это тоже был один из её приёмов выживания. Незамеченной она не оставалась, а бескорыстием не отличалась, поскольку ей надо было заботиться о своих детях. Талия у неё стала гибкой как в юности, и даже морщинки на щеках во время смеха, поскольку она резко, всё же, исхудала, её не очень портили.
Сдавая в аренду свой роскошный жилой этаж в столице, маг Капа за немалые личные деньги провёл реконструкцию Храма, зная, что помощи не дождётся ни от кого, а стены Храма грозили обрушением, а крыша протекала, а фундамент оседал. Роскошная гостиница ветшала и пустовала, редко кто туда и заезжал. Даже Сирень
А началось всё с того, что в небе погасло настоящее «Око Создателя». Вслед за этим перестали возникать и новые Города Создателя. А в прежних Городах начались неурядицы, смуты и такие непредсказуемые непонятные события с многочисленными разрушениями, что многие жители стали разбегаться, кто куда. Многие возвращались на старые места, если их удавалось отвоевать у тех, кто туда успел вселиться. Вернулись родители Ивы Ясень и Ракита, вернулся в родительский дом Светлый Поток, не оставивший свою мечту создать семью вместе с Ивой. Его собственные родители покидать «Город Создателя» не решились. Ива иногда появлялась у своих родителей, но где она обитала всё остальное время, когда отсутствовала в родном городе, Светлый Поток не знал. Обнадёжив юношу, дав ему обещание своей любви, она вдруг ушла в непонятную тень. Она превратилась в какую-то отрешённую бродяжку, внезапно утратив все свои прежние светлые качества, в том числе и привязанность к родителям. Если она и приходила к ним в дом, то садилась на диван и молчала, вглядываясь в то, что никто, кроме неё, не видел.
– Пошла бы, доченька, погуляла бы с Ручейком, – говорила мать. – Уж как парень по тебе сохнет. Исхудал против прежнего на треть. Да и ты какая-то вся внутри самой себя мятая, запыленная непонятно чем. – Мать садилась рядом. Приносила чай в чудесной чашечке из сервиза, подаренного Сиренью. Если по внешности, то Ива не была неряшливой или реально мятой, непричёсанной и пыльной. Нет. Платьица её были нарядны и свежи, коса тугая и чисто-блестящая. Но тоска обесцветила её синие глаза, как тусклая облачность без дождя. Она послушно уходила гулять, если Светлый Поток приходил к ним в дом и звал её с собою.
Вечером он возвращал её родителям, полный надежды на то, что сумел сдвинуть девушку в сторону согласия стать, наконец, его женой. Он жизнерадостно обсуждал с отцом Ивы Ясенем, как хорошо устроит свой дом для Ивы, а такой же довольный позитивным сдвигом дочери отец Ясень обещал ему помощь не только в обустройстве дома, но и в его расширении для семейной жизни. Ведь Ясень был профессиональным строителем. Они долго пили чай из тех же роскошных чашек Сирени, долго разговаривали и смеялись. Даже Ива начинала улыбаться. Потом Светлый Поток уходил к себе. Ясень, Ракита и Ива ложились спать, погружаясь только в светлые сны. А утром Ива незаметно исчезала из родного городка, и всё повторялось как в дурном сне. А Вешняя Верба так и жила матерью – одиночкой с двумя детьми. Похудев, она повеселела и опять похорошела, не смотря на свою участь безмужней матери и безвылазную бедность. Но всё это случилось уже позже.
Ландыш пела песню на втором этаже, поэтому он не разбирал слов. Он валялся один внизу и думал о том, что и вчера она пела, и сегодня поёт, и завтра будет петь. В этом не было ничего плохого, как не было ничего и утешительного. Он просто думал, куда провалилась вся его значимая, насыщенная событиями, работой, путешествиями, любимыми и просто привлекательными разнообразными женщинами, а также многочисленными коллегами и даже врагами, жизнь? И каким словом обозначить то, где он обретался теперь? В каком-таком кислом тесте он завяз, где единственная его изюминка Ландыш своей малой величиной не способна удалить из него ужасное безвкусие его существования? Где события, где дни, не похожие один на другой? Ничего этого нет. Есть только борода, за которой надоело ухаживать. И возраста, вроде бы, не стало. Он нисколько не постарел за прошедшие годы, хотя и не помолодел. Как появились две-три седые прядки, так они и воспроизводятся. А Кук ещё угрожал ему тем, что тут отсутствуют омолаживающие технологии. Да тут всё отсутствует. Тут и государства в земном понимании нет. Тут есть некое мельтешение лиц, их перемещение, их невнятный гомон, к которому не прислушиваешься как к белому шуму. Иногда даже казалось, что одни и те же люди постоянно встречаются в разных местах, занятые разной ничтожной деятельностью, но при этом абсолютно одинаковые. И даже последовательность их появления, их движений, их слов одна и та же. Тут было мало стариков. Или здешние люди не доживали до старости. Или они не вылезали из своих домов, когда старели. Но думать про здешних людей было не интересно, поскольку с ними не было тесного общения, и самое удивительное, они такое общение никогда не навязывали.