Космическая тетушка
Шрифт:
– С чего вы это взяли? – спросил Хугебурка, почему-то шепотом, когда она поделилась с ним своими соображениями.
– Потому что горят все иллюминаторы, – тотчас ответила она. – Когда на корабле люди, кто-нибудь непременно спит или отдыхает в полутьме. Никогда не зажигают все огни, до единого.
Хугебурка вынужден был согласиться.
– Хотите осмотреть корабль внутри?
Бугго уставилась на него изумленно.
– А вы бы этого не хотели? Давайте для начала подойдем к нему поближе. Малый ход. Самый малый.
«Ласточка» подобралась к чужаку. Перед глазами Бугго
– Не может быть! – вырвалось у нее.
– Что? – Хугебурка посмотрел на нее искоса. – Чего не может быть?
– Это «Императрица Эхео»! – От волнения у Бугго перехватило горло. – Это она! – Слезы покусывали глаза в опасной близости от поверхности, и капитан несколько раз перевела дыхание, чтобы не разреветься – позорно, по-девчонски. – Она! «Императрица Эхео»!
– Судя по названию – да, – согласился Хугебурка, мысленно дивясь: что такое с капитаном?
Бугго несколько раз сильно качнула головой, пока перед глазами у нее все не поплыло.
– Я знала этот корабль… очень давно. Когда я была девочкой с вот таким огромным бантом, – она показала над головой, каким, – мой отец привел меня в космопорт. В первый раз. В самый первый раз я была в порту! Мы с отцом провожали одного человека. Ему предстоял долгий полет. Я рассказывала вам об этом?
– Полагаю, нет, – отозвался он осторожно. – Хотя, возможно, я просто забыл.
– Неважно. – Она глубоко вздохнула. – У отца был знакомый капитан. Хедеянец. Белокожий. У него были зеленые глаза. Они с отцом пили что-то в баре, покупали мне конфеты, а потом он улетел – и больше уже не вернулся. Пропал вместе с кораблем. Я запомнила название. Об «Императрице» несколько раз говорили в новостях.
Хугебурка не отрывал глаз от исцарапанного борта с надписью «Императрица Эхео». Зеленоглазый хедеянец, девочка Бугго с огромным бантом на голове, двое подвыпивших мужчин в портовом баре покупают девочке конфеты. В те дни Хугебурка только начинал службу на «Гордости Гэтао».
Должно быть, Бугго угадала его мысли, потому что сказала:
– И нечего себя жалеть. Я тоже иногда грущу, когда вижу на голографии себя маленькую. Бедная Бугго, думаю я тогда, несчастная малышка, если бы ты знала, какие трудности тебя ожидают! От этого самое верное средство – посмотреть на себя в зеркало.
– Почему? – удивился он.
– Потому что мы все одолели. Даже ваше знаменитое невезение. Помните, вы мне все объясняли, какой вы неудачник? Ха!
Она снова уставилась на корабль.
– А вдруг они все там, внутри? – сказала она. – Мертвые?
– Это не исключено, – сказал Хугебурка с облегчением. Его смущала предыдущая тема разговора. – Если хотите, пойдем туда вместе.
– Конечно, хочу! А вы собирались отправить меня одну? И надо надеть защитные костюмы. На случай эпидемии.
– И взять оружие, – добавил Хугебурка.
Она посмотрела на него с подозрением, но он и не думал смеяться.
– Мы ведь не знаем, с чем встретимся. Сканер окружающей среды у нас работает?
– Это я должна у вас спросить, – фыркнула Бугго.
– Был исправен.
– Если Антиквар не колол им орехи, то должен быть исправен до сих пор, –
О предстоящей экспедиции на «Императрицу Эхео» было объявлено по внутренней связи. «Ласточка» остановилась в кабельтове от мертвого корабля. Был подготовлен шаттл.
Бугго, в защитном костюме, булькнула в маску: «Я так волнуюсь» – и замолчала. Хугебурка, отягощенный сканером, неловко брел за ней. Костюм был ему великоват.
Так, должно быть, была свыше устроена судьба Бугго Анео, что ни одно впечатление, ни одна важная встреча в ее жизни не оставалась без завершения. Должно быть, это имеет какое-то отношение к ее способности двадцать лет хранить памятный фантик от конфеты, думал Хугебурка, потому что как иначе объяснить капризы дрейфа, принесшие «Императрицу Эхео» ровнехонько на пути «Ласточки» – спустя столько лет, когда о пропавшем корабле все и думать-то забыли! Положим, родные погибших – те еще помнят. Два-три однокурсника по Академии. Несколько старичков из бывшего начальства. И – Бугго Анео, которая ухитрилась вложить в этот корабль часть своей души.
И крохотная частичка души Бугго оказалась сильнее и больше, чем вся душа, целиком, какого-нибудь важного чина, потерявшего вместе с этим кораблем и карьерный рост, и деньги, и вообще – «всё».
«Как живет человек, на которого Бог указал перстом? – думал Хугебурка. – Должно быть, ничего не боится…»
В этот самый миг Бугго, остановившись перед дверью шлюзовой камеры, повернула к нему лицо в кислородной маске и сдавленно, сквозь дыхательный прибор, проговорила:
– Я боюсь…
Хугебурка сам начал поворачивать вентиль. Дверь долго не поддавалась, а потом разом поддалась, и они оказались в темном, очень коротком переходе, который разом оборвался широченным залом. Там ярко горели огни. Так ярко, что Бугго чудилось, будто они готовы разъесть глаза, даже за стеклами маски.
Хугебурка остановился посреди зала, прижал к животу сканер окружающей среды и начал сверять показания. Бугго кружила рядом и заглядывала через плечо. Потом она сказала:
– По-моему, здесь нормально.
– Сейчас, – невнятно отозвался он. – Проверю еще раз.
Он выключил прибор, выждал немного, снова включил. Постоял.
– Да я вижу, что все в порядке, – снова вмешалась Бугго.
Хугебурка кивнул, не отрываясь от экранов. Бугго схватилась за маску, чтобы стянуть ее, но он остановил капитана:
– Я первый.
Дышалось без усилий, в воздухе ничем не пахло. Хугебурка в третий раз с подозрением поглядел на сканер, как будто хотел уличить его во лжи, но прибор упрямо показывал стабильные и вполне пригодные для жизни показатели.
Бугго освободилась от маски и тотчас принялась тереть лицо и волосы.
– Ненавижу эти маски, – бормотала она. И вдруг подняла глаза. – Боже! Мы – на «Императрице Эхео»!
Она сияла. Хугебурка нехотя улыбнулся. Чужое судно, пусть даже сейчас и безопасное для человека, было мертво. Старший офицер «Ласточки» – «Ласточки», которая всегда была переполнена жизнью, – ощущал мертвенность «Императрицы» каждой клеткой настороженного тела. Ему претило здесь находиться.