Космическая тетушка
Шрифт:
Капитан Алабанда – так его звали. Бугго нашла это имя в базе данных, которую наскоро просмотрела перед посадкой, пользуясь «Универсальным переводчиком Лололера» со всеми его несовершенствами.
Алабанда был рослым и мясистым. Он весь состоял из первосортного мяса, обогащенного разными минеральными, витаминными, белковыми подкормками. Снаружи, правда, это мясо выглядело немного обветренным, но опытный глаз все равно безошибочно определял: высшее качество.
Его парчовый кафтан, того же нелепого покроя, как и тот, что присвоил Антиквар, пузырился от бантов, вышивок и сверкающих пластинок –
«Ласточка», почти потерявшаяся на фоне пристыкованного к ней «Птенца», медленно опускалась на подготовленную для нее полосу. Земля Бургариты в окне надвигалась на Бугго. Корабль сажал Хугебурка – он сам на этом настоял, не объясняя, почему. Бугго не спорила. Просто стояла у окна, разглядывала терминал и пеструю массу любопытных, оценивала обстановку, шевелила губами. У нее в руке была планшетка.
Когда рев двигателей стих и на почве улеглась краткая буря, вызванная приземлением корабля, Бугго сочла уместным выдержать паузу. Затем «Ласточка» испустила из себя трап, и оттуда показалась невысокая худенькая женщина в узкой юбке и суровой блузе с нашивками штурмана торгового флота Эльбеи. Белые глаза глядели с заученной холодностью – на всех и ни на кого в отдельности, в углах рта притаилась скука. Хугебурка угрюмой тенью возник за ее плечом. Шаг в шаг, он на ступеньку позади нее, они спустились на летное поле, и Бугго втихомолку поздравила себя с тем, что ни разу не подвернула высокий каблук. От усилия не оступиться выражение ее лица делалось все более кислым.
Алабанда, очень смуглый, почти синий, налился чернотой и заворочался на троне. Выкрашенные лазоревой краской зубы мелькнули между темных губ, словно губернатор Бургариты хотел укусить жесткую, костлявую Бугго, но в последний миг передумал.
«Он пьян», – поняла Бугго. В этот миг Хугебурка прошептал у нее за спиной:
– Он пьян.
Бугго чуть дернула плечом, давая понять, что слышит и понимает. Она направилась прямо к трону из золотого пластика. Каблуки впивались в пыльную почву летной полосы, оставляли на ней полоску следов, похожую на игольный шов.
– Господин Алабанда, если не ошибаюсь? – произнесла Бугго холодно и сделала легкий книксен перед губернатором.
Этот книксен в узкой юбке она репетировала минут сорок. Руководил репетицией Калмине Антиквар. Было решено ошеломить Бургариту целой серией трюков, и книксен входил в их число. Бугго должна была явить безупречную воспитанность, полное отсутствие дутого высокомерия и, главное, подчеркнуть свою принадлежность к слабому полу.
– Никаких военных салютов! – страдал Антиквар. – Никаких мужских полупоклонов! Лучше всего был бы, конечно, полный бальный реверанс…
С этими словами он сделал шаг вправо, змеевидно взмахнул руками, изогнул спину удивительно похабным, расслабленным движением и низко присел.
– Сперва напяль форменное рубище, – заворчала Бугго, наблюдая за развевающимися лентами на рукавах своего кока, – а потом попробуй так скакать…
Остановились на книксене – варианте девическом, практически детском.
– Их это добьет, – заверял Антиквар, поправляя положение левой ноги у застывшего капитана. – Чуть левее лодыжку. Согните колено.
– Я упаду, – предупредила Бугго.
– Выпрямитесь. По моей команде…
И вот теперь он наблюдал через окно за парадным выходом своего капитана как за балетной постановкой, которой был главным хореографом, и кивал при каждом ее шаге.
Глаза Бугго были на одном уровне с глазами сидящего Алабанды. И сейчас они глядели на нее так, словно производили инвентаризацию всей наличности, скрытой под смуглой кожей молодой женщины: сердце – одна штука, легкие – одна пара, чистые; кишечник – столько-то метров… «Взгляд работорговца», – подумала Бугго и тотчас поняла, что ошиблась. Этот человек не оценивал ее, он ее анализировал.
Ярко-синие глаза Алабанды несколько раз подернулись кожистым, голым веком; затем он расклеил толстые губы, просунув между ними язык, и наконец заговорил:
– А-а… а… а вы?.. – и махнул в сторону «Ласточки».
– Имею удовольствие представить моего старшего офицера, – Бугго сделала строгий жест, без поворота головы, в сторону Хугебурки.
– М-м… – сказал Алабанда, беглым взором внеся также в свои учетные ведомости Хугебурку. – Это…
– Капитан Бугго Анео, – сказала Бугго и сотворила второй книксен. Разрез на ее юбке треснул, обнажив ноги выше, чем было задумано. Зрители разразились радостными воплями, над толпой замахали разноцветные, пестрые платки.
– Это… – повторил Алабанда и пошлепал губами. – Ты захватила «Птенца»?
– Именно, – подтвердила Бугго.
– А Нагабот?
– Я его убила, – бесстрастно объявила Бугго.
Алабанда вытянул губы трубочкой.
– Утю-тю. Покажи ручки. – Он схватил Бугго за запястье и помахал в воздухе ее кистью. – Вот этими ручками. Утю-тю. Ах ты, муха.
Бугго задрала руку, потянув вверх и лапу Алабанды.
– Да! – крикнула она. – Смотрите все, я убила его этими руками! Согласно кодексу Бургариты, «Птенец» – мой!
– Ну, – сказал Алабанда примирительно и выпустил Бугго.
Она вдруг сообразила, что в толпе почти никто не понимает эльбейского. Да и Алабанда говорит на нем еле-еле. Разномастная толпа постепенно стискивала кольцо вокруг губернатора и женщины.
– Алабанда! – завопил кто-то. – А что она говорит?
Алабанда проревел какую-то фразу, отчего все сперва притихли, а потом разом начали топать ногами и оглушительно завывать. Бугго чуть переместилась в сторону и ощутила прикосновение Хугебурки. Он был почти бестелесный – как будто под одеждой не скрывалось ничего, кроме духа, угрюмого и упорного.
– Не озирайтесь, – прошипел Хугебурка в самое ухо Бугго. – Не сводите глаз с губернатора.
Бугго пошире, понадежней расставила ноги, позволяя всем желающим любоваться ее коленками и резинками для чулок, и указала на Алабанду подбородком.
– Эй! – гаркнула она. – Я беру «Птенца» и все его контракты, кроме гнилого!
Последнее слово она произнесла на жаргоне Бургариты. Оно звучало довольно грубо, особенно в устах женщины.
Неожиданно Хугебурка заревел на чужом языке. Алабанда почти перекрывал его срывающийся голос громовым хохотом. Однако теперь многие лица в толпе сделались более осмысленными. Бугго кричала Алабанде в глаза, при каждой фразе дергаясь так, словно вот-вот плюнет: