Космический бог

Биленкин Дмитрий Александрович

— У нас ещё будет время пофилософствовать, — словно отвечая на его мысли, сказал Гюисманс. — Если вы примете моё предложение, конечно. Мы недавно лишились врача, а его помощник — олух. Вы были врачом много лет. Вот и все.

— Та-ак… Вы предлагаете мне участие в ваших грязных делишках?

— Человек всюду человек, а помощь страждущим — моральный долг врача. Делишки, говорите? Я не чувствителен к оскорблениям. Не судите, да не судимы будете, ведь пути человека, как и пути Господни, неисповедимы. Если

мы договоримся, я надеюсь убедить вас, что наши помыслы направлены в конечном счёте к благу.

Полынова передёрнуло.

— Нет!

— Подумайте как следует, подумайте. Нам не к спеху. Договоримся, что я не слышал сейчас вашего ответа. Подумайте и, если угодно, попробуйте, насколько приятна… остановка дыхания.

Гюисманс встал, не выпуская сигары, поклонился.

— Приятных размышлений.

Он вышел, оставив Полынова в замешательстве ещё большем, чем прежде.

Но на этот раз психолог быстро собрался с мыслями.

Со стороны могло показаться, что его больше всего занимают маникюрные ножницы, которые он вертел в руках. Но это была манера Полынова сосредоточиваться: большинству для размышлений помогает сигарета, Полынову — любая безделушка.

Пираты…

Он щёлкнул ножницами.

Ладно, пираты. Глупо, дико, но факт. Он им нужен. Значит, есть шанс сохранить жизнь. Будет время, следовательно, возможность вступить с ними в борьбу.

Полынов удовлетворённо кивнул. Это умозаключение сомнений не вызывало.

Хорошо, но лечить бандитов? Видеть все мерзости и — молчать? Ведь не удержишься…

А если надо? Простая логическая задача. Вариант первый: снова выкрикнуть “нет!”. Как просто, картинно, гордо… И совершенно бесполезно.

Вариант второй: “да”. Без эмоций. “Да” — чтобы начать схватку. А если проигрыш? Жалкий конец. Но кто от этого в накладе? Никто.

Есть и третий вариант: все то же, но в конце — победа. Тогда поступок оправдан.

Если будет победа.

Если будет. И потому схема ошибочна. Его поражение коснётся многих. Ведь человечество рано или поздно узнает о пиратах. Тогда его поступок будет выглядеть скорей всего так: малодушный трус, то ли он действительно хотел бороться, то ли просто спасал шкуру. Вполне логичное предположение. Земные гюисмансы ой как обрадуются, уж это несомненно.

Полынов зажмурился. Только теперь ему открылся весь ужас положения.

Он огляделся, по привычке ища книжную полку. Но её здесь не было, да и чем могли помочь книги? Это не научная, а моральная проблема, и справочники тут бессильны.

И все же Полынов машинально перелистал лежавшую на тумбочке библию, единственную книгу, которая оказалась в каюте. “Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй”, — бросилось в глаза. С досадой Полынов перевернул страницы: “Бывает нечто, о чем говорят: “смотри,

вот это новое”, но это было уже в веках, бывших прежде нас”.

Полынов отшвырнул пузатую книгу. Ему послышался вкрадчивый голос Гюисманса, цитирующий последние строчки.

Библия шлёпнулась на стол, и звук её падения слился с шумом за дверью. “Сюда”, — послышался грубый голос. Дверь отлетела, толчок в спину швырнул внутрь комнаты девушку. Полынов едва успел её подхватить. Дверь захлопнулась.

3. Крис

— Вы?!

— Я…

Полынов разжал руки. В глазах девушки бились тревога и радость. На подбородке запеклась струйка крови — час назад её не было.

— Вас… били? — только и нашёлся спросить Полынов.

— Меня? А что… — Она тронула подбородок. — Кровь? А, это я прикусила губу. Боялась разреветься… Пустяки. А вас… вы…

— В полном порядке, как видите, — пробурчал Полынов, совершенно не представляя, что теперь делать. — Что с остальными?

— Увели по одиночке. Меня последнюю. Я уж думала…

— Они по ошибке втолкнули вас сюда. — Полынов шагнул к двери, чтобы постучать.

— Не надо! — девушка схватила его за руку.

— Почему?

— Как вы не понимаете! — В её голосе было отчаяние. — Опять коридор и эти…

Объяснений не требовалось, достаточно было заглянуть ей в лицо, но Полынов колебался: какую цель преследовал Гюисманс, помещая их в одной каюте? Тут что-то крылось.

— Но вам самой будет лучше с…

Она перехватила его невольный взгляд.

— Да не все ли равно! И вы… — Она насупилась. — Нет, не все равно… С вами лучше. Вы не будете причитать, как наши… — Она вскинула голову. — Хотите, я стану на колени?

— Что ты, деточка! — опешил Полынов.

— Не называйте меня деточкой! Я взрослая и вообще… — Она топнула ногой. — Представьте, что я ваша сестра. Ну и все…

“Н-да, — подумал Полынов, — не слишком ли это много; впрочем, девчонка права, сейчас не до пустяков, а она, похоже, с характером, бросилась закрывать меня, глупая, ну, ничего, обойдётся; но хотел бы я знать — зачем её сюда, нелепо… Хотя… чем больше нелепостей, тем труднее что-нибудь понять, в этом есть расчёт… Ну, посмотрим ещё, кто кого…”

— Ладно… — Он опять не знал, что сказать. — Как вас зовут?

— Крис. И можете говорить мне “ты”. И ругаться, если хотите.

— Почему — ругаться?

— Не знаю. — Она рассеянно огляделась. — На всякий случай.

Она скинула туфли — теперь она не доставала Полынову до плеча, — вспрыгнула на кровать, резким движением головы отбросила со лба чёлку, уместилась поудобней. Чисто женская особенность в любой обстановке уметь непринуждённо устраивать вокруг себя подобие уютного гнёздышка.