Космический бог

Не колеблясь Полынов двинул в прорыв ладью. Кинжальный удар, точно нацеленный в солнечное сплетение обороны противника.

Гюисманс нахмурился. Жёлтыми, как у мумии, пальцами он с сожалением тронул короля. Мельком взглянул на часы.

— Не повернуть ли доску? — предложил он.

— Что-то вы рано сегодня сдаётесь, дорогой патер.

Полынов летел на Марс пассажиром в надежде отдохнуть по дороге от выматывающих обязанностей космического психолога; он даже не

представлял, сколь утомительным окажется для него безделье на таком корабле, как “Антиной”. Если бы не шахматы, он и вовсе чувствовал бы себя отщепенцем среди веселья и развлечений, которыми здесь убивали время.

— О, это сдача с продолжением. Ибо взявший меч от меча и погибнет. Пока вам нравится такая диалектика, верно?

Костлявое лицо патера раздвинула улыбка. Улыбка-приглашение уголками губ. В Полынове ожил профессиональный интерес.

— По-вашему, я человек с мечом?

— Вы тоже. Кто строит — тот разрушает, не так ли? Но диалектика, которой вы поклоняетесь, как мы — богу, она погубит вас.

— Да неужели?!

Полынову стало весело. “Это в нем, должно быть, тоже профессиональное, — подумал он. — Лет тридцать человек проповедовал, не выдержал, потянуло на амвон, или, как ещё там называется это место…”

Он устроил ноги поудобней, оглядел проходившую через салон девушку — ничего, красива, — мысленно подмигнул патеру.

— Конечно, погубит, — продолжал тот, не отводя взгляда, — ибо закон вашей диалектики гласит, что отрицающий обречён на отрицание. Вы отрицаете нас, придёт некто или нечто, и оно поступит с вами так же.

— Могу посочувствовать, — кивнул Полынов. — Прихожане не идут в храм, а? Что делать, история — не шахматы, её не переиграешь.

— Но спираль, и потому путник может вернуться к тому месту, откуда он шёл.

— Вы сегодня нуждаетесь в утеш…

Плавный толчок качнул столик. Несколько фигур упало., за стеклянными дверями салона кто-то шарахнулся, но все перекрыл грохот джаза, и ломаные тени танцующих снова заскользили по стеклу.

— Нуждаетесь в утешении, — закончил Полынов, нагибаясь и подбирая с пола фигуры. — Но софизмы никогда…

Он поднял голову. Собеседника не было. Гюисманс исчез беззвучно, как летучая мышь.

Белый король, упавший на стол, тихонько покатился к краю — корабль незаметно для пассажиров тормозил. Полынов пожал плечами, поймал короля, утряс шахматы в ящик и вышел из салона.

У двери с надписью на пяти языках “Рубка. Вход воспрещён” он помедлил. Музыка доносилась и сюда, приглушённая, однако все ещё неистовая, скачущая.

— Трын-трава, — сказал Полынов. — Пируем…

Издёрганные ритмы музыки осточертели Полынову, и он в который раз пожалел, что связался с этим фешенебельным лайнером, с его вымученным нескончаемым праздником.

В рубке было полутемно, светлячками тлели флюоресцирующие детали шкал, над бездонным овалом обзорного экрана шевелилась синяя паутина мнемографиков, раскиданная по табло.

— Кто

там? — недружелюбно спросил голос, и Полынов увидел Бергера. На груди дежурного пилота болтался радио-фон, ворот форменной рубашки с золотыми кометами был расстегнут. — А, это вы, камрад… Догадываюсь, что вас занесло сюда. Нет, это не метеорный поток.

— Тогда что?

Бергер кивнул на экран. Второй пилот отодвинулся. В чёрной глубине среди неподвижных звёзд вспыхивали позиционные огоньки сигналов бедствия.

— Кто?

— “Ван Эйк” какой-то. Не слышали о таком?

— Нет, теперь слишком много кораблей. Но вы-то должны знать, чьи рейсы…

— Это не рейсовый лайнер.

— Кажется, вы правы, — вгляделся Полынов. — Разведчик. Но что с ним? Он гасит огни!

На экране осталась лишь одна красная звёздочка.

— Авария. Берегут энергию.

— Радио?

— Зона молчания. Влетели полчаса назад.

— Скверно. Так берегут энергию, что не могут промигать о характере аварии?

— Полетел ретроблок.

— Это серьёзно.

— Куда серьёзней. Говорят, что подробности сообщат на месте.

— Моя помощь не потребуется? Раньше я был врачом.

— О жертвах не сообщалось. Ага, опять замигали. Сейчас отвалит их шлюпка.

— Может, лучше нам…

— Как же! Старт нашей шлюпки услышат пассажиры.

— Ну и что?

— Хм! Вы забыли, какой у нас пассажир? — Бергер язвительно усмехнулся. — Дамы, узнав об аварии, чего доброго, валерьянки запросят.

— Но, но, Бергер, ты потише, — предостерегающе сказал второй пилот. — Вылетишь с работы…

— А мне плевать. Мы не должны скрывать своих убеждений. Вот товарищ Полынов меня поймёт. На экране метнулась яркая вспышка.

— Отвалили, — заметил второй пилот.

Бледно-оранжевая полоска, исторгнутая дюзами шлюпки, медленно росла приближаясь.

Лишь опытный человек мог ощутить толчок.

— Классно причалили, — определил Бергер. — Интересно будет взглянуть на гостей.

— Задержка минимум на тридцать часов, — буркнул второй пилот. Его насупленный профиль заслонил экран.

— Ерунда, наверстаем, — ответил Бергер. — Хотите пива, камрад?

Полынов кивнул. Бергер вскрыл жестянку.

Однако отхлебнуть он не успел. Дверь с грохотом распахнулась. Две тени выросли в проёме. По глазам резанул ослепительный луч фонаря.

— Какого дьявола! — отчаянно щурясь и прижимая к груди жестянку с пивом, вскричал Бергер.

— Спокойно, — холодно произнесла тень. — Руки вверх!

На уровне своей груди Полынов увидел пирамидальное дуло лайтинга. Из рук Бергера выпала жестянка, пенным фонтаном плеснув на пол. Второй пилот вскочил. Нервно дёрнулся лайтинг. Из дула брызнула лиловая вспышка. Второй пилот осел; его перекошенный рот ловил воздух.

— Руки! — заорала тень. — Не глупить!

Полынов и Бергер повиновались. Собственные руки показались психологу свинцовыми, когда он их поднимал.