Космонавт
Шрифт:
На следующий день — утренняя зарядка, завтрак, а потом — чтение газет, чтобы пища улеглась. Да и надо погружаться в реалии времени, и не просто адаптироваться, а слиться с эпохой, стать своим. А для этого неплохо бы ориентироваться в политике, знать достижения СССР, запомнить имена первых и вторых лиц государства и хотя бы примерно — количество их орденов. Ха! Кто бы подумал, что я всерьёз буду зубрить портреты из «Правды»!
Спустя часа полтора после завтрака натянул шорты, майку и кеды и направился на школьный стадион. Когда пробегал мимо пивнушки, про себя отметил,
Сегодняшняя тренировка далась тяжелее, чем накануне — сказывалось накопление молочной кислоты в мышцах после вчерашнего бега и отжиманий. Но я к этому был готов и выдержал. Времени на раскачку нет — будем прорываться с боем. Я знал: ещё немного — и организм войдёт в стадию адаптации. Прежние нагрузки покажутся пустяком, чем моложе возраст, тем быстрее тело привыкает. Возраст — пока моё единственное преимущество. Нет, еще есть характер, теперь есть. Но физическая подготовка — это только половина успеха, нужны ещё сон и соответствующее питание.
Со сном — всё в порядке. А вот рацион… Белка — маловато в рационе. Простых углеводов — хоть отбавляй. Так что нужно менять привычки, включить в меню побольше сырых яиц, куриную грудку, гречку, рис.
Крупы в СССР найти не проблема, а вот куриная грудка — не сам по себе товар, а часть целой тушки. Тут всё по классике: бери курицу и сам разделывай. А это хлопотно и не особо экономно. Бройлер в Москве купить можно, но зарплата у матери не резиновая. Сколько кур надо, чтобы прокормить одного амбициозного будущего космонавта? Вот то-то и оно. Не привык сидеть на чужой шее, никогда не сидел…
Значит, задача номер один — разжиться деньгами, своими, кровными. Калымить? Только кто наймёт вчерашнего школьника, да ещё и неофициально? Ладно, разберёмся, а пока — еду в аэроклуб сдавать документы.
В аэроклубе меня ждал сюрприз. Секретарь приёмной комиссии оказалась женщиной «забальзаковского» возраста, сухонькая, прямая, как приклад, с острым взглядом и носом, напоминающим чем-то Шапокляк. Даже кактус на ее столе выглядел дружелюбнее.
— Здравствуйте, разрешите… — я постучал в крашеную в унылый болотный цвет дверь и вошёл.
Женщина смерила меня хмурым взглядом и тут же скривилась, как будто я пришёл сюда уже в сотый раз, и это как минимум.
— Приём документов на обучение в аэроклуб завершён, — отрезала она и демонстративно уткнулась в бумаги на столе между кактусом и пишущей машинкой.
— Как завершён? — удивился я и протянул газету. — Вот же, чёрным по белому…
— Молодой человек, мало ли что там написано, — голос у неё был скрипучий, как пол в дачном доме. — Я же сказала: приём окончен. Приходите на следующий набор.
— Подождите, — не отступал я. — Есть регламент, сроки подачи, порядок…
— Ну-у сколько можно повторять? Какой вы, однако, непонятливый, — она снова посмотрела на меня так, будто уже сто раз видела — видимо, мы все были для неё на одно лицо. — У нас перебор в этом году. Конкурс высокий. Такого
Перебор? Врёт? Да нет, вряд ли. После полёта Гагарина в аэроклубы действительно пошли валом. И он сам, кстати, тоже начинал с такого — только не в Москве. Ведь советский аэроклуб — это стартовая площадка для пилотов. Не для асов, но с налётами часов, парашютами, матчастью и шансом шагнуть дальше — в военное училище. Мне нельзя упустить этот шанс.
Надо искать председателя приёмной комиссии. У Шапокляк я спрашивать не стал — всё равно не скажет, решил действовать сам.
Время — почти обед, если где и искать кого-то живого, так это в столовой. Пошёл по коридору, полагаясь на нюх — запах компота, свежих пирожков и чего-то капустного вывел меня точно. Столовая оказалась светлой, шумной. Курсанты толпились у раздачи, двигались стройной стайкой с подносами, двигая их по «рельсам». Я решил тоже перекусить, заодно и осмотрюсь. На поднос поставил гороховый суп, толчёную картошку с большой золотистой котлетой и теплый компот. Всё удовольствие — около семидесяти копеек. Радует.
Уселся под потолочным вентилятором, ближе к центру зала — чтобы видеть всех. Ждал, когда появится председатель комиссии. Как узнать его? Понятия не имею. Но, думаю, человек такой должен выделяться — формой, выправкой, выражением лица или еще чем-то. А пока что я смотрел по сторонам, вертел головой, обедал. Хм. Уже и за картошку принялся, а результата нет. Никто явно не тянул на «главного». Разве что пожилой майор в форме. Вчера он, помнится, сказал мне: «Не всем дано стать лётчиками», а потом пожелал удачи. Кто он? Инструктор? Похоже на то.
Решил после обеда подойти — спросить его, кто здесь председатель комиссии и как его найти. Но доесть не успел, как в раскрытое окно залетела пчела.Сначала я не обратил внимания. Курсанты отмахивались, кто-то ойкнул, отшатнулся. Пчела кружилась, тяжело жужжала, покачиваясь в воздухе, будто искала места для «дозаправки».
И тут произошло неожиданное. Описав неровный круг, насекомое село аккурат на седую макушку того самого майора.
— Павел Алексеевич! — крикнул кто-то из курсантов. — У вас на голове!
Остальные поддержали, послышались встревоженные голоса:
— Осторожно!
— Пчела!
Майор нахмурился, повёл усами, соображая. А пчела пошевелила лапками, поползла, путаясь в жестких волосах. Майор почувствал шевеление и что есть силы хлопнул себя по темени широкой, мозолистой, как лопата, ладонью. Пчелу, правда, не убил, она проскользнула промеж пальцев, но успела укусить. Он ойкнул, дёрнул руку, как будто обжёгся.
Поначалу всё выглядело почти комично. Он всё дул на пальцы, почесался, соображая. А потом его лицо изменилось. Сначала этот Павел Алексеевич побледнел, губы сжались, плечи чуть дёрнулись, я заметил, что дыхание сбилось. Он уронил на пол вилку, потянулся было за компотом, будто хотел запить боль или что-то еще. Но вместо этого перехватил запястье второй рукой и осел на край стула, качнулся, чуть не потерял равновесие.