Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память
Шрифт:
И еще, как-то на вечере в честь Дня Победы одну старушку попросили рассказать что-нибудь о войне. Но ничего героического она не вспомнила. Была медсестрой, совсем молоденькой девчонкой. На себе вынесла в одном-единственном бою, где побывала, одного раненного солдатика… так и говорила про него: солдатик. Кое-как вытащила, но заблудилась, или все отступили, никакого полевого госпиталя, ничего. С раненым оказалась в какой-то полусгоревшей рощице, вдруг туда въехали прорвавшиеся гитлеровцы на мотоциклах и сколько их… они окружили… Пожилая женщина шептала все тише, немея от вновь переживаемого ужаса. Голова ее тряслась, клонилась все ниже, и был почти неразличим шепот… их было двадцать, тридцать… их было двадцать, тридцать…
Если верить дедушкиной истории про Серого человека, то так все и происходит, в такой последовательности. Протекает крыша или какие-то трубы в библиотеке. Нет денег, чтобы сделать как надо, прочно и надежно, – подлатают в одном месте, подштопают в другом… И этот «ремонт» продолжается бесконечно. Книги перетаскивают вниз, кое-как впихивают в совсем не подходящее помещение. Нет нормальной зарплаты библиотекарю. И ключ попробуй достань, прорвись в то, что хотя бы называется «библиотекой»! Потом привозят, сваливают в нее все что попало. И появляются книги про фашистов. Всем становится все безразлично.
Нет, не всем, конечно… Например, по плану МЧС необходимо проводить учения, чтобы в случае чего дети могли быстро и организованно эвакуироваться. Не исключено ведь, что и сюда, в Москву, могут прикатить вооруженные горцы на трех автобусах и захватить школу. Да, а что удивляться?
И Надя решила провести операцию «Огненный котел». Сама. В одиночку. Это будет ее личный бой. Окружить их, взять в кольцо. Одним словом, изъять из библиотеки. Из книгохранилища. Из комнаты, где хранятся книги… да как ни назови! Вообще, из школы. И даже из реального физического мира. То есть уничтожить. Сжечь. И прах развеять по ветру. И больше не думать об этом. Она не будет никакой
тенью
но действие положит конец этим вопросам
и она сама будет ответом
если несколько… переосмыслить слова известного горовосходителя.
Конечно, есть столько взрослых, очень умных и порядочных людей. Они заседают в Государственной думе. Выступают по телевизору. В их чуть усталых и мудрых глазах пронзительное предвидение нелегкого пути Отчизны. Будущего России. Ее народа. Они очень загружены этими раздумьями. И министру образования, и министру культуры, и всем остальным чиновникам по нисходящей в их пирамиде до самого директора школы не до того, что всего-то в каком-то школьном помещении завелось… ну, пять книг про фашистов. Ну, десять. Даже если их будет двадцать! Нет, большие дяди и тети вообще переживают за всех вообще.
Она никому ничего не докажет. И вряд ли от этого что-то изменится. Да и при чем здесь она? Машина запущена, ее железные кишочки побрякивают, этот монстр перемелет все что угодно… лишь бы на выходе откладывал из себя аккуратные брикеты денежной массы. И вообще, уничтожать книги – это варварство!
Надя, ты должна быть терпимой к мнению других и понимать, что могут быть иные точки зрения.
Надо уважать интересы даже тех, кто приходит и гадит в твоей стране. Иначе тебя не пустят в Евросоюз! И по-хорошему относиться к «широкому кругу читателей, увлекающихся военной
Но если даже двадцатьтридцать… таких «персонажей» (разве можно назвать их «людьми» или «читателями»?), интересующихся ТАКОЙ историей (пусть их будет даже сто!), скажут ей (прохрюкают или пролают)
Надя ты не права
то двадцать шесть миллионов мертвых (ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ погибших советских людей, что признано только официально)
мертвые шепнут ей
сделай именно так
какая чаша весов перевесит?
Она одна приходила в это хранилище. Старалась, как могла, разобраться в завалах. Даже раздобыла лестницу. И здесь, на трех-четырех десятках квадратных метров, пусть даже какое-то короткое время, но будет именно ее порядок! На этой территории не будет мерзких экземпляров. У нее есть довольно старый, потертый, но еще крепкий рюкзак. Дома она взяла хозяйственные перчатки и рулон отрывающихся мусорных пакетов.
22
Но, как это бывает, на деле получается не так, как представляешь, разводя теории. Опять она… едва не затерялась среди книг! Хочется посмотреть одно, прочитать другое, перелистать третье. Погрузилась в чтение, забылась, потеряла счет времени (но макулатуру, прежде всего, собрала в кучу, упаковала в герметичные пакеты, приготовила рюкзак у входа, чтобы вынести).
Забралась на самый верх своей лестницы…
Сгустившиеся тучи пыли под потолком, потрескивание люминесцентной лампы. А еще гул – странный гул из этого жестяного короба, из вентиляции… Что-то ей опять стало не по себе. Перед глазами какие-то плоскости, квадраты, зеленоватые пласты… что едва неразличимы или просвечены насквозь. Не ослепило ли ее солнце иных плоскогорий? Не ветер ли горных ущелий заледенил лицо? И может, от дыма костров ночных стоянок защипало в носу… Издалека, казалось, прорвался гул перекатов ледяных речек… Она оказалась будто внутри радиоприемника, затиснутая среди электронных и горных плато, скальных обломков деталей, таинственных микросхем ледяных речушек и ручьев. Послышался треск настраиваемых станций, все было пронизано шорохом перепончатых крыл, крысиной возней в эфире, мелким топотком пробегающих ног неведомых карликов, чьими-то удаляющимися шагами… И вдруг отвратительный скрежещущий звук – словно острием шила прошкрябали по жести – разорвал тишину!
Оцепенела, намертво вцепившись в перекладину. Теперь кто-то с силой пнул по деревянной лестничной ноге так, что она накренилась. Надя едва не полетела вниз… пнул
диэлектрическим ботом
и этот неведомый, огромивший все вокруг железным голосом из самых недр, из мрачных катакомб школы, проскрежетал ей едва ли не в самое ухо
а где лестница-то моя
как я лампы менять буду
ее дернули за ноги, стаскивая с шаткой стремянки! Судорога пронзила болью, как это было тогда, на Оке. Страх шевельнулся в глубинном холодке у самого дна, ледяным языком обвил колени, лизнул вмиг омертвевшие ступни, потащил в неотвратимую мглу. Сердце оборвалось
да пока я здесь давай лампу-то тебе заменю
нет! ни в коем случае! нельзя поддаваться панике… А лестница зацепилась просто, мало ли что
ладно Гоша потом заменишь
не надо народ пугать
а лестницу твою найдем
голоса… но сейчас прозвучал другой голос! Жесткий, властный, глуховатый. Она медленно, сдерживая себя, повернула голову, чувствуя в груди бешеный стук сердца, отдающийся звоном в ушах