Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память
Шрифт:
А снайпер попал под взрывную волну гранаты из подствольника…
Рвануло где-то позади него: лязгнули, сомкнувшись, скальные останцы, черные драконьи зубы, меж которых извивался язык ледника… Снайперу показалось, его потащило куда-то вверх, за шею, да так, что хрустнули позвонки – и подняло до самых вершин, и он, превратившись во что-то серое, каменное и тяжелое – был сброшен оттуда вниз вместе с другими валунами.
И долгое время пролежал он, как будто большой замшелый камень. Может быть, он пролежал так тысячу лет, пока откуда-то не донесся, не прозвучал над самым ухом странный тоненький голосок: Смотри,
Нет, нет… все это длилось лишь какие-то секунды.
При падении натренированно сгруппировался, не выпустил из рук винтовку. Накрыл ее своим телом, оберегая от осыпающихся каменных осколков. Пришел в себя, протирал слезившиеся глаза, откашливался от пороховой горечи, наполнившей легкие, от земляного тлена, забившего рот. Белесое лохматое облако, в котором он оказался, очнувшись в первые мгновения, – и ничего не видел, не соображал и не помнил, что с ним, где он? – относило все дальше. Будто от него удалялся, постепенно вдыхая в себя синеву и становясь невидимым, кривляющийся и трясущий своими лохмотьями в припадочном танце старик-великан, издалека грозящий ему кривой клюкой и посылающий беззвучные проклятия.
Откуда-то его настигла странная мысль… в горах война никогда не кончается… Ох, и издалека же докатилось эхо! Из того ангара, где они снимали фильм, где грянул проклятый выстрел. Да, это связано с Андреем, все его звали Империа. Отец Андрея был в экспедиции по заданию Министерства обороны… уж не в этих ли местах?
Снайпер долго сидел, привалившись к валуну, заново удивляясь голубизне неба, легким перистым облакам. В ушах не утихал лязг, зловещий раскатистый хохот камней.
Слава богу, на помощь пришли вертолеты. Банде не удалось отбиться, организовать отступление. Двоих оставшихся в живых боевиков загнали в глухое ущелье, выхода оттуда не было. По предположению, там скрылся Карматханов вместе со своим ближайшим сподвижником, телохранителем Лифатом. Быстро спустившаяся ночь не оставила шансов завершить операцию.
А наутро нашли лишь жуткие останки… видимо, это и был телохранитель… Его тело растерзано с непонятной жестокостью. Сам Карматханов ушел, исчез, испарился.
Проводник, этот непробиваемый горец, увидев место дикой, какой-то ритуальной расправы, окаменел. Присел на корточки, застыл изваянием, стал почти неотличим от буро-пятнистых валунов. От него ничего нельзя было добиться. И так бы он сидел, наверное, целую вечность… если бы один из десантников не активизировал его мыслительные способности ударом приклада по затылку. Горец пришел в себя, очумело огляделся вокруг, будто только что здесь оказался. Настроил спутниковый телефон и припал к нему. Видимо, это японское чудо техники обладало и даром предсказаний. Но они были неутешительными…
Сын гор выслушал некий голос из трубки, кивая при этом, как механический болванчик, бритой головой. Двое бойцов, которые общались с ним, с трудом перевели то, что он им поведал. Скорее, это похоже на бред сумасшедшего…
«Старец просил живое сердце, сердце Лифата. Старец сообщил это Карматхану через подземного. Карматхан улетел отсюда, держа в когтях сердце.
От зловещей картины, от того, что, и правда, этот чертов главарь банды как сквозь землю провалился… почему-то не хотелось ни усмехаться, ни высказывать удивление по поводу дикой мантры, которую пробормотал горец. При всей своей смуглой черноте, он заметно побледнел от ужаса. И спустя какое-то время покинул их… При спуске у него или подвернулась нога, или из-под нее выскользнул ненадежный камень… но показалось, кто-то невидимый с силой дернул его за ноги… Нелепо взмахнув руками – полетел с обрыва, с коротким хрястнувшим звуком врезался в каменистый скат. Когда пригляделись, его распяленное тело было насажено на острый скол поверженной лесины: из спины торчала окровавленная, острая и твердая щепа. Лезть туда, рисковать и делать что-то для его спасения не было смысла.
И обрушился страшный ураган. Налетел дождь со снегом. Рухнули камнепады. Вздувшиеся потоки, бывшие вчера ручейками, стали непреодолимыми. Тропы размыло. Нависла дождевая мгла. Нелетная погода.
На снайпера накатывала невыносимая головная боль: как проекция, как запечатленный образ того белесого облака дыма и пыли, в котором он оказался – и получил легкую контузию. В тяжелых снах, когда забывался, приняв сильное обезболивающее, все словно опутано цепями; и раскачивалась железная люлька; и ему хотелось крикнуть громовым голосом… Железная колыбель, расстегнись! Железная цепь, развяжись!
Теперь они сами попали в клещи разбушевавшейся стихии… Под кинжальные струи ледяного дождя, под перекрестные порывы пронизывающего ветра, вихри которого зарождались над горными исполинами. Вершины исполинов можно было только угадывать, как что-то гнетущее, незримо присутствующее за серой массой туч, набрякших дождями.
Находясь в боевых условиях, бойцам, конечно, не приходилось тупо сидеть и пережидать непогоду. Несколько раз разбивали лагерь, но были вынуждены переносить его в другое место. Кругом одни каменистые и обрывистые склоны, по которым коричневые разбушевавшиеся потоки пробивали новые русла, сталкивали валуны и выворачивали древесные корни. Дошли до границы леса; в низинах земля напиталась влагой; с трудом отыскали более-менее подходящую поляну на возвышенности, достаточно просторную, с защитой из древних, сброшенных с верхотуры каким-то разъяренным великаном, валунов.
Основное снаряжение группы – боезапас и оружие; все рассчитано на быстрое передвижение, на молниеносный огневой удар; не в турпоход же они отправились… Долгие стоянки не входили в планы. Сверхлегкие палатки, спальники, отсыревшая одежда и обувь не давали ни сна, ни отдыха. Если не постоянная завеса дождя, то все затянувшие туманы, такие плотные, что хотелось кромсать их ножом, смешали дни и ночи.
Медик, что был в отряде, мог только временно облегчить состояние снайпера подручными средствами. Лучше бы, конечно, отлежаться несколько дней… Но где отлежишься? Да он не хотел быть обузой; к тому же еще двое раненых, им куда тяжелее. Старался держаться наравне со всеми.