Космонавты живут на Земле. Книга 2
Шрифт:
– Налей по первой, сынок.
– Слушаюсь, товарищ мама, — оживился Горелов, и темно-коричневая жидкость полилась в маленькие рюмки.
– Это за Павла. За нашего отца. Будь его достоин, Алеша. Он хоть в космос и не летал, но сделал для родной земли не меньше, чем кто другой. Он жизнь за нашу Советскую власть отдал. Не чокайся со мною, Алеша. За память о мертвых не чокаются.
Горелов смущенно отдернул руку с протянутой рюмкой:
—Прости, забыл. Мне только раз пришлось хоронить разбившегося
Мать выпила и с хрустом разгрызла свежий огурец, пахнущий волжской землей и солнцем.
– Налей по второй, — потребовала она и негромко продолжила:
– Этой второй давай мы чокнемся. Я ее за твою Лидию хочу выпить. Чтобы жилось тебе с нею так ясно и счастливо, как мы с покойным твоим отцом жили. Только не год, как у нас, а до глубокой старости. Любовь в жизни — это очень дорогое. Берегите ее с Лидой.
Потом они ели борщ. Алеша знал, что мать не признает иного первого блюда, и поэтому заказал его на обед. Перед вторым он в третий раз наполнил рюмки.
—А теперь мне что-нибудь пожелай, мама. Одному мне.
Она достала облезлый футляр с очками и долго рассматривала сына сквозь стекла. Она и без очков видела хорошо. Алексей понял, зачем она надела их, когда увидел скупую слезу, замерцавшую на морщинистой щеке.
—Счастья, сыночек... одного только счастья, — начала она как-то жалостливо, но голос сразу выпрямился: — И уж если тебе неизбежно в космос лететь приказывают, так чтобы на Землю в срок намеченный ты прибыл. Здоровый и невредимый. Если сможешь, скажи, далеко ли полетишь. На тыщу километров иль дальше?
Тугими непослушными пальцами Алексей скатал хлебный шарик, как это делал когда-то в детстве, с наигранной беззаботностью сунул его в рот.
– Тебе под большим секретом скажу: к Луне, мама.
– К Луне? — Она прижала к груди сухонькие ладони и даже потемнела в лице. — Так... далеко?
– Да, мама.
– Сыночек! Ты же станешь одной маленькой песчинкой среди звезд!
– Очевидно, стану.
– Сколько до нее, до Луны-то, будет?
– Около четырехсот тысяч километров, — засмеялся Алексей.
– Господи, как страшно! — приглушенно воскликнула Алена Дмитриевна и даже перекрестилась, хотя никогда не ходила в церковь. — Это правда?
—Я же сказал, мама. Под самым большим секретом сказал.
Алена Дмитриевна встала из-за стола, потому что кусок уже не шел ей в рот, и беспокойными шагами заходила по комнате.
– Алеша, сынок... почему же тебя так далеко? Ну, летал бы, как все другие космонавты, на пятьсот, ну на тысячу верст, в крайнем случае, чтобы всегда под боком она была, Земля-матушка.
– Не могу, — улыбнулся Алексей. — Какое задание доверят, такое и выполню. А о таком я давно мечтал.
Мать еще говорила, ужасалась, но Алексей уже видел, как испуг и растерянность
—Что еще ты мне пожелаешь? — спросил Алексей.
Лицо матери стало строгим. Она остановилась посередине комнаты.
– Пожелаю, сынок. Обязательно пожелаю. Я знаю, что корабль, на котором ты полетишь, умные головы придумали. И назад ты на нем возвратишься, раз тебя запускают. Так вот, когда вернешься, не отрывайся от Земли, всегда помни, что это она тебя сделала человеком.
– А разве есть космонавты, забывшие об этом?
– Всякое случается, сынок, — ответила она уклончиво и повторила свою любимую фразу: — Доброе сердце у тебя, сынок. Смотри не попорть его, сбереги для людей. — Подумала и прибавила: — А особенно остерегайся похвал я почестей. Другому они так голову кружат, что он замечать простых людей перестает.
– Что ты, мама! — испуганно огляделся Алексей по сторонам, словно кто-то чужой и нежелательный мог их в эту минуту подслушать. — Да разве со мной такое может случиться! Стыд и позор был бы!
В конце месяца Горелова вызвал генерал Мочалов и приказал собираться на космодром. Это была минута, на первый взгляд лишенная неожиданности, и все же он вздрогнул от волнения.
Вглядываясь в посеревшее лицо генерала, Горелов заметил:
– Устали вы, Сергей Степанович. Достается в эти дни. Вот и синие дужки под глазами залегли.
– Ладно, ладно, — мягко остановил командир отряда и положил ладонь на прохладный глобус Луны. — Не мне же, а вам выходить на окололунную орбиту. Проживу и с дужками. К тому же не люблю, когда меня начинают жалеть. Вы-то как?
– Вам лучше знать, — слукавил Горелов. — Космические наши эскулапы вам чаще о моем здоровье рапортуют.
Мочалов подумал, припоминая, и облегченно улыбнулся:
– Как будто злых доносов за последнее время не поступало. Да и ваш дублер Субботин в отличной форме. Одна беда, ваше настроение пока что никакие самописцы не фиксируют.
– Вы не находите?
– Нет, — решительно возразил космонавт. — По-моему, станет попросту скучно жить на свете, если появятся самописцы, способные фиксировать настроение и чувства человека. Даже начальника своего мысленно обругать воздержишься, если он тебе насолил. Придешь домой, а жена тебе раз под бок. Датчики на теле укрепит, штепсель — в розетку. А потом все это — на экран какой-нибудь. Поползут строчки, а она по ним станет выводы делать, любишь ее или не любишь, о ней думал или о другой. Чего же хорошего?