Косплей Сергея Юркина. Сакура-ян
Шрифт:
«Корейцы любят подражать мировому гегемону». — подумал я. — «Вполне возможно, они просто скопировали заокеанскую систему, а я — удивляюсь. На самом деле — ничего странного. Если там оно работает, то почему бы ему не работать здесь? Главное ведь, — эффективность. Не исключено, что у руководителей » Анян' кое-что и «прилипает» к рукам, но об этом только остаётся предполагать, ибо не пойман, — не вор. Впрочем, существует вероятность, в которой две главные аджумы — преданные фанатки дела, что-то вроде Макаренко. В связи с этим прыгать
«Если станешь выполнять установленные нормы и соблюдать дисциплину, а заработанные тобою „баллы показателей“ будут каждый месяц положительными, то через два года ты сможешь подать прошение на досрочное освобождение.» — приободрила меня собеседница.
«Через два года меня переведут во взрослую колонию, в которой отсчёт количества добрых дел начнётся заново», — ответил я, ничуть не обольстившись предложением вкалывать ради светлого будущего.
И добавил: «меня столько раз уже обманывали, что ожидать себе каких-либо 'справедливостей» от корейской исполнительной власти, — просто глупо. Для этого нужно быть трейни первого года обучения, а я уже переросла столь нежный возраст.
Собеседница в ответ как-то неопределённо-огорчённо покивала, вручила две брошюрки с правилами поведения, сказала изучить и на этом мы с ней расстались.
Вот, задание выполнил, — прочёл. Сижу, собираясь пролистать источники знаний ещё раз, хотя вроде запоминаю с первого раза и какая в этом надобность — непонятно. Но в камере делать больше нечего, если только лечь спать. А ещё можно начать составлять в голове список «предательств», куда внести всех всех, кто меня бросил и подставил. Или начать строить планы на будущее, старт которому будет дан через пять лет. Но ни того, ни другого, — делать не хочется. Есть единственное желание найти хоть кого-нибудь из «чёрного списка» и дать ему в морду. Да так, чтобы он метра на три отлетел после этого. И челюсть — полгода сращивал. Вот, кроме этого, больше ни к чему охоты не ощущаю. Ну, ещё спать хочется.
А действительно, — не вздремнуть ли мне чутка? Правда, придётся растянуться на голом полу, но он тёплый, и в Корее многие люди так спят. Единственно, — только на матрасе. Но это, как говорится, — то такое. Я же пока «кореянка»?
Ворота тюрьмы «Анян»
Ворота «Анян»
(где-то в это время. Территория исправительного учреждения «Анян». К группе девушек-заключённых, одетых в сине-зелёные робы, подбегает ещё одна зэчка.)
— Слушайте скорее, какую я узнала новость! — запыхавшись, кричит она. — У нас два года будет отбывать свой срок Агдан!
Те, к кому она обратилась, дружно выражают недоверие услышанному.
— Это проверенные слухи! — восклицает принёсшая весть, возмущённая, что ей не поверили. — Она сейчас находится на карантине.
— И как же выглядят «настоящие принцессы»?
— Отстранённо. Словно она всё просто осматривает, а не срок мотает!
— Ну ты и сказанула!
— Так и есть! Сама увидишь!
— Интересно, в какой отряд её определят?
— Наверное, в третий. Он у нас блатной.
— Лучше пусть в пятый.
— Почему — «в пятый»?
— А там одни шлюхи и наркоманки. Самое ей место.
— Ты против Агдан? Почему?
— В сети пишут, что в действительности она делала аборт, а не в храме скрывалась. Чоболь её заставил, а она следы заметала. Устроила инсценировку с самоубийством и пока все её жалели, занималась грязными делами.
— Пфф… откуда такие сведения?
— Я же тебе говорю, — в сети прочла.
— Там и не такое напишут. У Агдан завистников полно.
— Просто так люди говорить не станут.
— Вот и увидим, правда это или нет!
— Вот и увидим!
Время действия: этот же день, его вторая половина
Место действия:университет Ёнесай. Перед дверями деканата — длинная очередь студенток. Мимо них, поднимаясь по лестнице, идёт СунОк.
— Смотрите, смотрите… — раздаётся в очереди шёпот. — Это же сестра Агдан!
— Точно, это она! Что она здесь делает?
— Ничего себе у неё вид!
— Ага. Словно постоянно пьёт!
— С такой тонсен, — не только забухаешь. Сопьёшься! Ведь Агдан пять лет каторжных работ дали за дезертирство. Вы слышали?
— Все слышали.
— Честно говоря, я просто в шоке от произошедшего.
— Я тоже не ожидала. Помню, я ещё завидовала СунОк, что у неё такая сестра. Оказалось, — зря. Лучше бы она оставалась обычной.
— Жалко СунОк. Что теперь с ней будет?
— Думаю, ничего хорошего. После такого, — люди на ноги не поднимаются. Ещё и самчон её — предатель.
— Ну и семейка, эти Паки!
— И не говори! Поделом ей досталось. Помню, как она хвасталась деньгами на своём канале. Такое омерзительное зрелище было. Меня чуть не вырвало, когда я увидела!
— А что, разве у СунОк подписчики ещё остались?
— Разбежались давно. Тридцать человек всего осталось и то, наверное, те, которые подписались и забыли, что они подписаны.
— Эй, а куда она пошла? Здесь очередь!
— Ладно тебе. Пусть идёт. Видно же, что онни плохо.
— Да тут и так раз в полчаса вызывают, а ещё без очереди лезут! Могла хотя бы извиниться перед теми, кто ждёт!
— Это семейка Пак. Они никогда не извиняются.
— Ага. Её мать должна перед всеми сознаться, что не занималась воспитанием дочерей. Вместо этого она молчит, словно так и надо! Что за люди…
(двадцать минут спустя. Выйдя из деканата, СунОк, ни на кого не глядя, спускается по лестнице.)