Косплей Сергея Юркина. Сакура-ян
Шрифт:
Я так и не узнал, какую фразу следует говорить в Корее, представая первый раз перед сокамерницами. Надо было обеспокоиться, разузнать, но честно говоря, все три дня одиночки — продрых без задних ног. Спал, как днём, так и ночью. И голый пол не был помехой. Возможно, организм подобным образом восстанавливается после недавнего своего «закидона». Он, кстати, до сих пор не вспомнил пройдённую дорогу до храма и как ему удалось не попасть в поле зрения телекамер. Нет в голове у него ничего и всё тут! Настоящая амнезия…
Так.
* * *
СоМи! — повелительно произносит надзирательница, первой вошедшая в помещение. — Вот тебе новая подопечная.
Сделав шаг в сторону, она указывает дубинкой на ЮнМи, стоящую с коробкой в руках.
— Принимай свежачок! — командует она.
Низкорослая черноглазая девушка в арестантской робе, которую назвали СоМи, кланяется в ответ, делает несколько шагов вперёд и, остановившись, внимательно смотрит на новенькую. Позади ней, другие жительницы камеры, повставав с постелей, или оставшись сидеть, но вытянув шеи, тоже усиленно разглядывают пополнение.
— Обалдели, да? — обведя взглядом замерших девушек, насмешливо спрашивает надзирательница. — Не ожидали, что вам такое счастье привалит?
— СоМи. — говорит она, вновь обращаясь к старшей по камере. — Чтобы аккуратно с ней. Помнёте мировую звезду, — строго спросят со всех. И с тех, кто «ничего не делала, просто смотрела».
— Всем ясно?! — рявкает тюремщица, обращаясь к заключённым.
— Да… — нестройно раздаётся в ответ.
— То-то. СоМи, зайдёшь потом в администрацию на инструктаж.
— Так точно, госпожа. — с поклоном отвечает старшая.
— Знакомьтесь. — милостиво предлагает надзирательница, махнув в сторону ЮнМи дубинкой. — И помните: я всех предупредила.
Развернувшись, охранницы выходят, закрыв за собою дверь. Наступает тишина. Пара десятков пар глаз внимательно и цепко оглядывая, изучают вновь прибывшую.
— Аньён. — улыбаясь, произносит ЮнМи, поняв, что пришла её очередь говорить. — Меня зовут Агдан. Отбываю наказание по статье тридцать — «уход с воинской службы». Осуждена на пять лет. Два года из них я проведу в « Анян». Надеюсь, они не будут скучными.
Продолжая улыбаться, ЮнМи спокойным взглядом обводит молчащих зэчек. Пауза несколько затягивается.
— Вау-уу… — нарушая тишину, неожиданно раздаётся голос откуда-то из заднего ряда. — Томбой! Милый хён!
После выкрика тишина длится ещё несколько секунд и сменяется дружным смехом.
Улыбка сползает с лица ЮнМи. Двумя руками крепко прижимая к себе коробку с вещами, она хмуро смотрит на веселящихся
Время действия: седьмое января
Место действия: загородный дом семьи ЧжуВона
— Это слишком много. — недовольно произносит сидящий в кресле ЧжуВон. — Пять лет, для девчонки — это неправильно.
— Закон суров, но это закон. — со слышимой иронией в голосе отвечает ему МуРан.
— Хальмони, вот ты смеёшься, а она сейчас в тюрьме сидит. Непонятно с кем.
— Почему — непонятно? С преступницами.
ЧжуВон поднимет взгляд и смотрит своей бабке в глаза.
— ЮнМи не рождена для тюрьмы. — веско произносит он.
— А для чего она рождена?
— Не знаю точно, но уверен, — совсем не для того, чтобы провести пять лет среди отбросов общества.
— Ты что-то предлагаешь? — заинтересованно спрашивает МуРан.
— Её нужно оттуда вытягивать, пока она не потеряла творческие способности.
— Каким образом? Если подразумеваешь связи отца, мне кажется, с этим ты ошибаешься. ДонВуку не нравится ЮнМи. И об этом он несколько раз говорил. Мой сын осторожен и не станет ввязываться в скандальное дело, за которым следит вся нация.
— Действительно. — саркастически хмыкает ЧжуВон. — Несовершеннолетняя девушка осуждена за дезертирство! Что может быть скандальнее?
— Когда несовершеннолетнюю девушку мобилизовали в армию, тебя это не возмущало. Что изменилось с той поры?
— Хальмони… пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь. ЮнМи приняли в ряды вооружённых сил в качестве украшения. Как АйЮ взяли в министерство внутренних дел.
— Она-то поумнее оказалась. Не нарушает правила и всё у неё хорошо. Не то что Агдан.
ЧжуВон недовольно поджимает губы.
— Просто для ЮнМи неудачно сложились обстоятельства. — спустя пару секунд молчания поясняет он. — АйЮ не травили так, как её.
— У «сестрёнки нации» жизнь тоже была не мёдом помазана. Но она не сломалась и выдержала.
— ЮнМи тоже — «не сломалась»!
— Чего тогда переживаешь за неё?
— Я привёл её в армию. И поэтому чувствую за это ответственность.
— Только поэтому?
— Ещё потому, что безрассудно сажать в тюрьму девятнадцатилетнюю лауреатку «Хьюго» и 'Грэмми! Какое может быть творчество после пяти лет заключения? Нация просто потеряет свою талантливую представительницу, и всё.
— То есть, ты не за ЮнМи, а за всю Корею беспокоишься?
— Любой патриот страны подумал бы об этом. Она никого не убила, никто не пострадал. Зачем было давать такой большой срок?
— Затем, что так определено законодательством. Внучок, а какие у тебя мысли о её побеге в храм?