Костер и Саламандра. Книга вторая
Шрифт:
— Невозможно, — прошептал Валор. — Нереально. Безумие.
Ровно то же самое думала и я.
— Как?! — потрясённо выдохнул Ольгер.
— Я ещё до войны познакомился в городе с парнишкой, — сказал Клай. Кашлянул. Кто-то рядом протянул ему флягу, Клай хлебнул — и сплюнул. — Сухо, очень сухо внутри. Говорить тяжело. Так вот. Познакомился с Барном. У него чутьё, не то что некромант, но видит духов. Вроде медиума. И когда меня убили, он меня поднял. Под мою диктовку. Вашим именем, Карла.
— Так не бывает, — пробормотала я.
— Бывает, —
Я уже поняла: большое треснутое зеркало стояло у стены, наверное, на улице. Я видела кусок мощённой булыжником мостовой, какие-то мешки, ящики, закопчённую стену напротив. И не видела, но слышала — то ли дыхание, то ли шёпот — многих людей вокруг.
Вокруг мёртвого Клая были живые солдаты.
А Барн не хотел показаться — его вытолкнули.
Его голова была перевязана бинтами, пропитавшимися кровью на месте правого глаза, а лицо, почти такое же мёртвое, как у Клая, осунувшееся и серое, усталое лицо, как у больных стариков, выражало отчаянную решимость.
— Вы его не слушайте, леди, — сказал Барн. — Я — так. Вот он — герой. И Эгель был герой. Мы бы не справились без них.
— Демон потребовал у него глаз, — сказал Клай, положив Барну на плечо ладонь. — И резать мне приходится его, когда обряду нужна кровь. У меня не идёт. Запомни, Карла: твоя формула работает. Идеально работает. Ад не может возразить. Может требовать жертв за изменение условий — но не может возразить. Скажи это всем. И ещё скажи: небо, кажется, на нашей стороне. Все наши здесь — белые воины.
Он будто разрешил мне говорить.
— А ты скажи белым воинам, — сказала я, — что везде, где можно, нужно рисовать защитные звёздочки от адского пламени. Помнишь? Вот такие: раз-два-три. Они могут помочь. Летающего кадавра можно убить, если попасть в грудь, не в голову — там формула, которая соединяет его с адом. Серых можно просто отстреливать из винтовок. И ещё: у нас теперь будет связь. И ещё: у вас скоро будет подкрепление. Обязательно.
Пока я это говорила, те, кто слушал, стараясь не мешать, подошли ближе. Солдаты, офицеры, горожане, в саже и в крови. Белые воины, совершенно верно.
— Целую ваши руки, леди, — сказал Клай. — Через зеркало — можно, по-другому я бы не рискнул сейчас.
Я еле проглотила ком в горле.
— Мы победим — и я тебе помогу, — сказала я. — Ты будешь красивый, как ангел, и хромать не будешь. Держитесь, пожалуйста.
— Я не могу тебя дозваться, — сказал Клай. — Зови сама. Давай так: каждый вечер, в восемь пополудни, хорошо? Тут нет телеграфа, надежда только на зеркало.
— Хорошо, — сказала я. — Каждый вечер, в восемь пополудни.
Мы не смогли попрощаться, только кивнули друг другу. Обозначили прикосновение ладоней — с разных сторон стекла. И зеркало снова затянуло серым.
Я смотрела в эту серую муть — и у меня болела душа.
—
— Если в этом городишке есть хоть один старый вампир, — буркнула я. — А драконам не успеть. Не разорваться же им, драконам… их только двадцать.
— Вы же сами провожали эшелон, леди, — сказал Ольгер.
— На Жемчужный Мол, — сказала я. — Все говорят: мы не успеваем… Выхода нет, да?
Они стояли и смотрели в пол и на стены.
— Я, пожалуй, поговорю с её величеством, — сказал Валор. — Мне представляется, что я буду полезнее там, где сражаются…
— Я тоже, — тут же вставил Ольгер и шмыгнул носом.
Жейнар ничего не сказал, но у него на лице было написано, что и он так думает.
И мне стало ещё хуже, совсем беспросветно.
— Да вы что? — еле выговорила я. — Я понимаю, вы дружно решили отправиться на помощь. Молодцы. И бросить столицу, да? Виллемину и меня? Научную работу? А вы, Валор, учеников? Между прочим, если бы не ваша работа, я не знала бы, что сказать Клаю, не говоря о том, что вообще не смогла бы с ним поговорить!
— Ну, сюда-то гады не доберутся, — возразил Жейнар оскорблённым тоном.
— А что, море досками заколочено? — спросила я. — И в том, что в столице не осталось тайных врагов, ты уверен, да? Уверен?
— Белая леди дело говорит, — вдруг подал голос Далех. — У каждого своя судьба — и война у каждого своя.
— Простите, деточка, — сказал Валор. — Вы, конечно, правы.
Я ткнулась лбом ему в плечо:
— Мне тоже хочется бежать туда босиком. Немедленно. Помогать. Но мы же так всё равно ничего не изменим…
— Надо думать, — сказал Ольгер.
Да, дорогой, подумала я. Надо думать. Очень-очень-очень хорошо думать.
11
Я всё-таки ужасная грубиянка. Без аристократического такта. Но я не видела Вильму целый день, я подумала, что можно взглянуть на неё хоть сейчас, когда уже начинает темнеть.
Мне Друзелла сказала, что государыня у себя в покоях, — и мы с Тяпкой туда вломились, как всегда вламывались. Я ровно одну секунду подумала: с кем это Вильма разговаривает в будуаре? — и то на ходу, не снижая скорости.
А она стояла перед громадным зеркалом, которое вообще-то никогда не использовалось ни для чего, кроме разглядывания себя с утра, когда нужно придать себе приличный вид.
И из зеркала на меня взглянул сероглазый светловолосый мессир с ледяным точёным лицом, вылитый эльф из северных сказок. В чёрном бархатном халате.
Я чуть не умерла на месте.
Я ведь сразу всё поняла. Во-первых, это сам государь Людвиг Третий — потому что Вильма была на него похожа до невероятия, обознаться невозможно. Во-вторых, вид у него самый домашний, а значит, вовсе не факт, что я смею на него смотреть. В-третьих, неужели Вильма с ним связалась? Поразительно и невозможно, как всё, что сейчас вокруг происходит.