Костер и Саламандра. Книга вторая
Шрифт:
— Я хотел, чтобы тёмная леди побеседовала с пленными, — сказал Олгрен. — А мэтр Клай ей помог бы — если вдруг ей понадобится помощь.
— С пленными? — прямо дико прозвучало. — С пленными… ты хочешь сказать, с пленными вампирами?
— Да, — Олгрен распахнул дверь каюты. — Прошу за мной, я вас провожу.
Не моргнув. «С пленными», а! Я привычно подумала, что Сумерки кончаются с рассветом, и, уж во всяком случае, обитатели Сумерек не воюют… и вспомнила Дольфа.
— Дворяне Прибережья, — сорвалось у меня с языка.
— Конечно, —
Что оставалось… Мы вышли из каюты, и Олгрен повёл нас по мёртвому паруснику, который показался мне огромным, словно сказочный мрачный замок. Свита Олгрена приветствовала нас как моряки — и мне хотелось хихикнуть, потому что вампиры-то были большей частью сухопутные. Обычные, гражданские, не морские — даже пара лунных дев, которые очень странно здесь смотрелись. Рыжая красотка, матово-бледная, с вишнёвыми очами, дружески мне улыбнулась — она носила старинный роброн с бантами и лихую треуголку, как моряк прошлого века.
— Все они, — сказал Олгрен, показав на свиту подбородком, — были там, на западе. Здесь — солдаты тёмной государыни, леди… или, в связи с текущими событиями, нам уже не годится обращаться к государыне Виллемине как к тёмной государыне?
— Какая разница, — сказала я. — У Сумерек всё равно другой подход. Вас ведь тоже вампирами звать не совсем правильно, если на то пошло…
Команде Олгрена это определённо польстило — и он сам обозначил согласный кивок. А юнга в костюме пажа приблизительно эпохи Магдалы Прибережной откинул крышку люка — тот люк вёл в какие-то мрачные глубины.
— Трюм, что ли? — спросила я.
Мне представился совершенно фантастический осьминог, который сидит там, внизу, над тонким слоем гнилой воды — аж передёрнуло.
Но Тяпка спокойно туда сиганула, а Олгрен, довольно ухмыльнувшись, спустился сам, а мне подал руку.
И мы оказались ровно в таком трюме, какой я себе представила: с тонким слоем гнилой воды, в которой копошатся какие-то мелкие морские гады, в тусклом синем свете блуждающих огней… ну только и радости, что мы с Клаем остались стоять на невысоком сухом помосте.
А напротив нас, к столбу, который, видно, поддерживал палубу, были прикованы Гелира и незнакомый мне вампир с длинными тёмными локонами, закрывающими лицо. Запястья в кандалах, кандалы приклёпаны к верхней части столба — вот так вот, руки вверх, опустив голову. По лодыжки в воде.
Как на старинных гравюрах, каторжники перед казнью.
Гелира уже не казалась истлевшим трупом. Всё-таки была похожа на вампира, но только условно: иллюзию живых тел им Олгрен сохранил, а больше ничего — и они почти не светились, а одежда выглядела истлевшими мокрыми тряпками.
Эффектно.
Гелира подняла голову и взглянула на меня. В жизни я не видела такого отчаянного взгляда у вампира — и глаза у неё светились, как тёмные гранаты. Как ни странно, здесь, в трюме у Олгрена,
А Тяпка зарычала.
— Ты хотела поговорить с некромантом, отродье, — сказал Гелире Олгрен. — Так вот. Тёмная леди Карла, тёмный мэтр Клай. Говори.
— Леди Карла, — тихо сказала Гелира тем самым теплейшим чарующим голосом, который меня ещё во Дворце поразил, — милосердия прошу. И покоя. Отпустите мою душу на лоно Господне, во имя всего, что для вас дорого. Я не служила аду, поверьте, лишь помогла тому, кого люблю более Вечности, во имя того, что и сама считала правильным…
— Молчи, Гелира, — вдруг прервал второй пленник. — Не унижайся.
Прошипел! Как змея или разъярённый кот! От него так хлестнуло ледяной злобой, что мой Дар взметнулся стеной огня.
— Полагаю, вы потеряли все права, — сказал Олгрен.
В этот момент я… не то чтоб увидела, нет. Он помнил, что с ним люди, он, похоже, нас берёг, ценил и берёг — так что его истинного облика я не увидела, конечно. Только на миг учуяла, ощутила, больше Даром, чем человеческими простыми чувствами. И содрогнулась.
От громадности этой темно сияющей фигуры, воплощения Предопределённости, жуткой справедливости Судьбы.
Клай придвинулся ко мне, Тяпка спряталась за мои ноги. А мне прятаться было особо некуда.
Я ж ещё и орала на этого вестника Божьего в Сумерках…
Как у меня только язык повернулся с ним заговорить. Сама удивляюсь.
— Олгрен, — сказала я, — ну, она сделала выбор, пусть заплатит за него, да?
— Заплатит, — бесстрастно сказал наш сумеречный адмирал. — Предатели не заслуживают свободы — ни в смерти, ни в посмертии, ни при жизни.
Гелира рывком выпрямилась, вздёрнув голову:
— Я никого не предавала!
— Кроме Кодекса и Творца, — так же бесстрастно возразил Олгрен.
— Это вы предали Творца, это вы! — то ли прошипел, то ли прорычал второй вампир. Его очень красивое лицо стало просто кошмарным, как оскаленный череп. — Ты же служишь водяным демонам, Князь! И мёртвой королеве, мёртвой, кукле, монстру! Кто отродье, разве Гелира?! Нет уж, на троне в Прибережье — отродье! Исчадье! Проклятая кровь Дольфа-чудовища!
— Язык вырву, Лангр, — сообщил Олгрен. Без раздражения, без злобы — констатация факта.
Поэтому очень убедительно.
— Не надо, — сказала я. — Пусть он говорит. Я хочу понять.
— Ты не понимаешь, служанка куклы? — фыркнул Лангр. Смотрел на меня, как хищный зверь, никогда я таких вампиров не видела. — С кем ты связалась! Весь их дом — проклятые твари. Ты не можешь представить — в своей крохотной человеческой жизни… а я помню! Я помню волну смерти в Хрустальном Бору! День, когда я сам горел в гробу, как ведьмак в костре, и вечер, когда взошла луна над площадью, усыпанной трупами, гнилыми трупами и свежими трупами! В мой родной город пришёл демон Дольф — и смертью залил его!