Костотряс
Шрифт:
— Плохая мысль.
Люси. Тон ее граничил с откровенно воинственным.
— Не обязательно. Можно сначала спросить ее.
— Мы с ней пообщались. Вряд ли она согласится.
Второй голос принадлежал Свакхаммеру — без маски.
Он повторил:
— Ну спросить-тоее можно. Не ребенок, сама за себя в ответе. Из этого может выйти толк — вдруг она скажет наверняка?
— Она и так уже уверена, что наверняка все знает, и сейчас у нее полно других забот, раз уж мы вспомнили о детях, — возразила барменша.
Скользнув за угол, Брайар прижалась спиной
— По-моему, она знает больше, чем говорит. И если это так, то не годится вытягивать из нее правду, — подытожила Люси.
Свакхаммер помолчал.
— Не надо ничего ни из кого вытягивать. Чуть только она увидит его, а он ее, все сразу станет ясно. Он не сможет больше прятаться под маской другого мошенника; и у тех, кто сейчас его боится, появится повод выйти против него.
— Или же он попытается убить ее за то, что слишком много знает. А заодно и меня, раз уж я ее поведу.
— Тебе руку нужно чинить, Люси.
— Я об этом думала. Наверное, попрошу Хо-цзиня. Тоже смыслит во всякой механике. Когда в прошлом месяце встали печи, исправлял все он. И еще починил карманные часы Кальмара. Умный паренек. Может, он сумеет привести ее в порядок.
— Китайцы, китайцы… Будешь и дальше водить с ними дружбу, поползут слухи.
— Да пусть ползут сколько угодно. Нам не обойтись без этих людей — и тебе это известно не хуже меня. Без китайцев мы и с половиной здешнего оборудования не управимся. Факт.
— Факты фактами, а меня они тревожат. Больно уж похожи на этих чертовых ворон, которые торчат на крышах: понять их невозможно, лопочут что-то между собой… Может, они за тебя, может — против, но ты ни в жизнь не узнаешь, пока уже не станет слишком поздно.
— Ты идиот, — сказала Люси. — Если ты их не понимаешь, это еще не значит, что они строят против тебя козни.
— А как насчет Яо-цзу?
Фырканье.
— Нельзя же судить все стадо по одной паршивой овце. Если бы я так делала, то больше ни одному бы мужику доброго слова не сказала. Так что хватит важничать, Иеремия. И не донимай миссис Уилкс нашим доктором. Она и о нем-торазговаривать не хочет, а уж с нимне захочет и подавно.
— Ну вот, видишь! Сама избегает этой темы, а ведь далеко не глупа. Ей, должно быть, любопытно. Если мы ее попросим, то вдруг она решит…
Просунув в проем ногу, Брайар отворила дверь. Свакхаммер и Люси оцепенели, словно их застали за чем-то непристойным. Они сидели друг напротив друга за столом, сервированным миской с фигами и горкой кукурузных початков.
— Спрашивайте меня о чем хотите, — предложила она, но правдивых ответов обещать не стала. — Видимо, пора нам всем выложить карты на стол. Я хочу поговорить об этом вашем докторе; хочу, чтобы Люси починили руку; хочу съесть фигу — так я даже пирога на Рождество не хотела; но больше всего я хочу найти своего сына. Он пробыл тут… сколько же, интересно? Никак не меньше двух дней, а ведь он совсем один, и… может быть, его уже нет в живых. Но в любом случае я его здесь не оставлю. Только одной мне в городе делать нечего. Мне нужна ваша помощь. И я готова помочь вам.
Свакхаммер взял с верха кучки толстую спелую фигу и кинул
Люси покраснела, но не от злости. Ей было неловко, что ее поймали за сплетнями.
— Милая, я и не думала судачить за вашей спиной. Но Иеремия тут носится с одной нехорошей идеей, и мне не хотелось, чтобы она дошла до ваших ушей.
Брайар отчеканила:
— Он желает, чтобы я была с вами, когда вы пойдете к Миннерихту просить насчет руки.
— Да, примерно так.
Поигрывая кукурузным початком, Свакхаммер подался вперед и сделал серьезное лицо:
— Вы должны понять: стоит вам поглядеть на него и сказать, что это не Блю — или все-таки он, люди сразу вам поверят. Если Миннерихт — ваш бывший муж, то мы будем вправе обвинить его в том, что случилось с городом, и вышвырнуть отсюда. Сдадим властям, а дальше пусть сами разбираются.
— Вы же не серьезно. — Вопрос у Брайар превратился в утверждение.
— Да куда уж серьезней! Вообще, его могут просто вытащить на улицу и скормить трухлякам… за всех я отвечать не могу. Но у меня что-то не появилось ощущения, что вы за него переживаете.
— Ни в малейшей степени.
Угостившись еще одной фигой, она сделала большой глоток из чашки, которую до сих пор таскала с собой. Свакхаммер достал из ящика за стулом мешочек сушеных яблок, и Брайар с радостью на них набросилась.
— Тут вот какое дело, — произнес здоровяк, опять нацепив на лицо серьезную мину. — Миннерихт, он… он гений. Настоящий гений, bona fide, [22] а не шут какой-нибудь из бульварных романчиков. Только чокнутый. И ведет себя так, будто здесь его королевство, все десять-двенадцать лет, что пробыл тут… с тех пор как смекнул, что мы нуждаемся в нем.
22
Истинный, без обмана (лат.).
Судя по тому, как Свакхаммер замялся на слове «нуждаемся», эти речи не доставляли ему удовольствия. Однако он продолжил:
— Поначалу все было нормально. С организацией у нас как-то не складывалось — жили как в сумасшедшем доме, потому что многих хитростей еще не знали.
Люси поддержала его:
— Нормально, нормально. Держался он наособицу, не беспокоил никого, а когда хотел, мог и помочь. Некоторые китайцы считали его чуть ли не волшебником. Правда, — добавила она тут же, — быстро перестали.
— Что же изменилось? — спросила Брайар с набитым ртом. — И есть тут еще что-нибудь съестное? Не хочу показаться грубой, но я умираю с голоду.
— Минутку.
Свакхаммер встал и направился к штабелю ящиков, которые заменяли здесь буфет. Пока он рылся в них, Люси продолжила:
— А изменилось то, что люди сообразили, как делать на Гнили хорошие деньги, перегоняя ее в желтуху. И под «людьми» я имею в виду самого доктора Миннерихта. Мне говорили, он экспериментировал с газом, пытался сотворить из него что-нибудь безвредное. А может, и не пытался. Знает лишь он.