Костры Фламандии

Сушинский Богдан Иванович

– Обычно так и делаю. Но… не сдержалась, проследила скорбный путь этого священника к Господу Богу, которому, да простится ему, слуге Божьему, служил он неправедно и греховно. Позови, пожалуйста, Кара-Батыра. Прикажи запрягать коней.

– Кого? Татарина Кара-Батыра?! – осмотрелся Гяур. – Но его здесь нет и быть не может.

– Он в усадьбе и готов явиться после первого зова. Да не волнуйся, не подсматривал. Он слишком предан. Не мне, увы, графине. Но сейчас он выполняет ее распоряжение.

– Этот татарин слишком ревнив и темпераментен,

чтобы спокойно наблюдать любовные сцены.

– Именно об этом я и подумала. Нам легче понимать друг друга, когда ты не пытаешься отрицать то, что мне становится известно намного раньше тебя. Что я способна услышать задолго до того, как ты выскажешь его вслух. И, пожалуйста, князь, поскорее отвыкайте так по-детски удивляться всему. Ваше испуганное удивление или удивленный испуг – это уж как угодно – вам вовсе не к лицу, мой милый, пылкий князь.

Гяур заметил, что последние слова она произнесла, не раскрывая рта и не шевеля губами. Голосом графини де Ляфер. Не похожим, – Гяур мог поклясться в этом, – а именно ее голосом. Это-то больше всего и поразило его.

Впрочем, на сей раз, внемля совету Власты, полковник сумел сразу же погасить свой «удивленный испуг».

– А теперь соизволь подняться и дай мне возможность привести себя в порядок.

– Но сначала нужно позвать Кара-Батыра, – напомнил князь, приподнимаясь на колени.

– В этом уже нет необходимости, поскольку я уже позвала его. Правда, он почему-то пытается сначала схватить твою лошадь, хотя должен был бы заняться моими.

Гяур взглянул в ту сторону, где паслись лошади и, к своему изумлению, увидел, что так оно все и происходит. Татарин, одетый в европейское платье, похожее на то, в каком обычно ходят французские слуги, действительно морочился с его лошадью. Однако в их сторону, по всей вероятности, старался не смотреть.

«Я позвала его», – мистика какая-то, – покачал головой полковник, безнадежно пытаясь развеять и это наваждение.

45

Прошло несколько минут. Прислонясь плечом к стволу дуба, Гяур краем глаза наблюдал за Кара-Батыром и в то же время всматривался в синеватую зелень речной долины.

Солнце уже окончательно взгромоздилось на вершину небосвода, и лучи его сопровождались благодарным птичьим хоралом. Все огромное ложе, казалось, было отдано сейчас только птицам, реке и деревьям. А то, что находилось вне этого райского уголка – дом с разрушенной крышей; постройки выглядывающей из-за возвышенности окраины села; очертания полуразрушенной крепостной башни на холме… – принадлежало иному миру и, возможно, иной эпохе. Просто он, Гяур, каким-то чудом оказался на стыке двух миров, двух временных измерений.

– А, знаешь, она уже не раз вспоминала о тебе, – ощутил он на своем плече руки Власты.

– Ты опять о графине де Ляфер?

– Еще час назад воспоминание о ней не вызывало в тебе никакого протеста, – заглянула ему в глаза Власта. Лицо ее казалось умытым росой, а все тело, кроме губ, источало аромат утренних луговых

трав. Губы оставались молочно-теплыми, парными.

– Но ведь так было уже час назад…

– Вот только говорю не о Диане.

Гяур вопросительно посмотрел на Власту. Если он и стал к чему-то по-настоящему привыкать за время встречи с этой удивительной женщиной, так это к тому, что все реже и меньше понимает ее слова, поступки, пророчества.

– О ком же тогда?

– Об Ольгице, святая ее душа. Это она почему-то все чаще вспоминает о князе Гяуре, она.

– Ах, вот что, – нахмурился Гяур. Отняв у Власты аккуратно сложенный плед, он ступал вслед за ней по омоложенной после недавнего покоса траве и чувствовал себя босоногим мальчишкой. – Понятно, старуха-благодетельница часто снится тебе.

– Дело не во снах. Она вспоминает о тебе всякий раз, как только видимся с ней.

– С кем, Власта? С кем ты видишься? Со слепой старухой, которую, мертвую, сожгли на костре в моем присутствии?! Хватит бредить. Мне становится страшно за тебя. Страшно, понимаешь?

– Наконец-то я убедилась, что тебя действительно волнует моя судьба, – беззаботно улыбнулась девушка. Страхи, которые обуревали сейчас Гяура, ее совершенно не тревожили. Все, что с ней происходило и происходит, она воспринимала по-своему. И смысл этого ее восприятия был пока что недоступен для Гяура. – Мы в самом деле сожгли… но всего лишь ее тело.

– Тогда о чем мы говорим?

– Только о том, что мы сожгли ее тело.

– Хочешь сказать, что общаешься с духом Ольгицы?

– Это трудно объяснить человеку, который, умело отправляя своих врагов на тот свет, совершенно не умеет хотя бы приблизиться к разгадке того, что происходит с душами человеческими за чертой вечности, зовущейся смертью.

– Мы готовы к дороге, господа, – приветствовал их Кара-Батыр поклоном, в котором просматривалось ярко выраженное чувство собственного достоинства. Гяур обратил на это внимание еще в Каменце. Татарин помнил о своем высокородном происхождении и всячески подчеркивал, что хотя по-рыцарски он и служит своей госпоже, однако слугой себя не считает.

– Мы тоже готовы, – ответила Власта.

– Надолго ли графиня де Ляфер передала тебе слугу? – вполголоса поинтересовался Гяур, когда татарин отошел, чтобы подвести коня, уже предусмотрительно привязанного к дереву.

– Графиня считает, что ее появление с таким слугой при дворе Людовика ХIV будет связано с определенными неудобствами, – отшутилась девушка.

– То есть время от времени ей вынуждены будут напоминать, что парижский двор не следует путать со станом крымского хана, – согласился Гяур.

– А мне это совершенно не угрожает, – рассмеялась графиня Ольбрыхская, перехватив настороженный взгляд Кара-Батыра, который, очевидно, услышал или, по крайней мере, догадался, о чем идет речь. Это был взгляд человека, на которого Гяур не решился бы положиться не только в походе, но и здесь, в поле, недалеко от города.