Костры на башнях
Шрифт:
Неожиданно окрестные теснины огласились продолжительным зловещим гулом. Он нарастал, словно что-то грозно грохочущее двигалось в сторону бойцов.
Асхат Аргуданов навострил уши.
— Обвал! — поначалу определил он, но сам же усомнился: — Что-то тут не так. Неужели жители села обрушили на них камни? — Осенила его догадка.
— Молодец старик Мишо — это его работа! — одобрил Махар. — Теперь фашистам идти больше некуда.
— Рано радуешься. — Асхат не разделял восторга Зангиева и не скрывал этого. — Жарко будет всем. Хлынут на нас лавиной.
— Ну знаешь… — горячился Махар. — Тебе не угодишь!
— Хватит! — прервал его Асхат. — Займем поскорее засаду. Сейчас фрицы появятся.
Прерванный было ненадолго бой возобновился с новой силой. Егеря норовили прорваться сквозь засаду небольшими группами. Но тщетно, ущелье охранялось тщательно.
И тут случилось непредвиденное: со стороны непроходимых, казалось бы, скалистых грив появилась группа егерей. Как они преодолели их?
Карпов и Зангиев устремились им наперерез, чтобы не дать спуститься вниз.
— Товарищ политрук! Осторожно! — Махар обратил внимание Карпова на егеря, высунувшегося из-за скалы. Но Карпов не успел скрыться. Немец открыл огонь из автомата. Политрук схватился за замшелый угол каменного выступа, и его грузное тело стало сползать по гладкой поверхности валуна.
— Константин Степанович! — бросился к нему Зангиев.
Карпов лежал неподвижно, на груди выступила кровь. Махар вскрикнул:
— Ну, гады! Мерзавцы! Твари! Держитесь! — Он дал очередь в сторону гребня.
За скалой мелькнула тень. Махар прицелился и, как только егерь попытался переметнуться от одного выступа к другому, выстрелил. Егерь лег на скалу, будто спрятался за нею, потом не удержался, скатился по каменным порогам вниз.
— Зангиев, уходи. Их вон сколько…
Махар обернулся; веки Карпова дрогнули.
— Константин Степанович! — обрадовался Зангиев. — Товарищ политрук. Я думал, что вас убило.
— Оставаться здесь опасно, — говорил политрук глухим незнакомым голосом. — Иди к Асхату, сынок. Держись к нему поближе…
— А вас здесь оставить? — удивился Махар.
Карпов молчал — опять, должно быть, потерял сознание.
Махар осмотрелся, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но лишь сейчас заметил, что нет в живых тех двух бойцов, которые поспешили им на помощь. Оставить Карпова здесь, чтобы истек кровью? Нет! Махар взвалил политрука на спину и стал спускаться по скалам вниз.
Опять загремели выстрелы. И будто каленым железом прошило левую руку Махара выше локтя, его качнуло, он едва удержался на ногах с тяжелой ношей на спине. Боль охватила руку, и она перестала его слушаться, повисла плетью Качаясь из стороны в сторону, Махар тем не менее продолжал путь. Кружилась голова, к горлу подступала нестерпимая тошнота. Только бы не упасть! Ему казалось, что вот-вот свалится, его заносило, из-под ног уплывала узкая тропа, временами ничего не видел. Он останавливался, чтобы собраться с силами, подбадривал себя, затем снова шел. Он не знал, несет живого или мертвого политрука? Остановиться, проверить? Но как? Если снимет
Иной раз Зангиев даже не ведал, идет ли вообще, либо стоит на одном месте, прислонив ношу к скале. Что же это с ним? Неужели теряет временами сознание?! «Ну, Махар! Горец ты или тряпка! Возьми себя в руки, джигит. Держись, ну!»
Кто знает, сколько прошло времени — под конец Махар передвигался в каком-то беспамятстве…
Когда он пришел в себя, его окружали бойцы, рука была плотно перевязана. Осмотрелся настороженно.
— Где политрук?
— Жив, — ответили ему.
— Это хорошо, — вздохнул Махар облегченно.
— Не помнишь, как со спины твоей снимали?
— Ну, джигит, даешь!
— Как же ты шел?
Зангиева окружили бойцы из третьей роты. Батальон пополнился солдатами в последние дни, но с некоторыми Махар уже был знаком. Он узнал широкоплечего чернобрового ингуша из Грозного Зелимхана Измаилова, с которым познакомил его еще до похода Федор Феофанос, родственник Соколова. Зелимхан, сухощавый, легкий и быстрый в движениях, был стеснителен и молчалив, любил слушать больше других, внимательно смотрел на всех строгими карими глазами.
Махар поискал глазами.
— Как Асхат? Наших оставалось совсем немного…
— Не волнуйся, брат, бой окончен. — Голос у Измаилова был мягким, и говорил он неторопливо, словно подчеркивал каждое слово. — Скажу откровенно, не пришлось бы тебе задавать нам вопросы, если бы комбат не послал вам на помощь роту. Как вы только сдерживали фашистов?
— А где Асхат? — добивался упрямо Махар своего: ему вдруг показалось, что ребята от него что-то скрывают.
— Не волнуйся. — Басок принадлежал Федору Феофаносу. — Он отправился в село за ослами…
Асхат вернулся к вечеру с двумя ослами и двуколками. Вслед за одной шел упитанный бычок, привязанный к повозке. Отправлять тяжелораненых решили сразу, не оставлять до утра. Тариэл Хачури возложил на Аргуданова их отправку — Асхат знал хорошо местность, — дал ему троих помощников.
— А с бычком что делать? — спросил Асхат.
— Веди в санчасть, — распорядился ротный.
Погрузили на двуколки раненых. Махар от эвакуации стал отказываться.
— Заживет как на собаке, — заверял он.
— Послушай, — толкнул его плечом по-дружески Асхат, — может, ты не хочешь, чтобы я тебя сопровождал?
Шутка показалась неуместной.
— Хватит. Я серьезно, а ты со своими подначками. — Махар отвернулся от Аргуданова.
— Смотрите на него! Ты знаешь, что такое гангрена?
— При чем тут гангрена?
— Ты знаешь, как она начинается? — стращал Асхат.
— Опять ты за свое. Сколько можно?
— Ну, смотри. Потом сам пожалеешь. Мне не нужен зять калека!
— От тебя только и слышу угрозы. Вези. — Махар как ни пытался хорохориться, да что толку — сам понимал, что с такой рукой он не боец.