Костры Сентегира
Шрифт:
— Проснулся? — сказала она сама. — Тут у меня как раз горячее хлёбово поспело. Из дикого ячменя, кореньев и мимо проплывавшей крысы. Тратить свой припас надо с осторожностью, как ты полагаешь?
— Я что, жив остался? — спросил он, приподнимаясь на локте.
— С какой стати ты сомневаешься? Неважно себя чувствуешь?
Снова он хотел сказать, что нет, напротив, но уж слишком много удивительного ему являлось в последнее время. Поэтому он сел, принял в одну руку ложку, в другую — миску с жидкой кашей, в которой, как ни странно, не бултыхалось ровным
— Жаль, целый день потратили, — говорила меж тем Кардинена. — Зато погода переменилась. Вода убралась назад в озеро подземными тропами, а Змееволк опять воспарил в небеса.
— Произошло нечто… Я ведь с ним говорил, ты знаешь?
Она улыбнулась:
— Конечно. Посмотри на свой клинок.
Тот снова прятался в ножнах, но когда Сорди извлёк его оттуда за фигурный эфес, в лицо ему сверкнула редкостная воронёная сталь.
— Ты смотри — дракон во всей красе проявился. Стало быть… Стало быть, «время твою косыньку на две расплетать», — пропела Карди слегка фальшивя, будто посмеиваясь над собой. — Кончилось твоё ученье. Не совсем так, как следовало бы, но как свежая змеиная шкурка не совсем ученику пристала, так и «гибельная острота» для него никак не годна.
— Хочешь, отдам тебе?
— Ученик… тьфу, прости, сорвалось. Я что говорила — ни в коем случае своим оружием не пробрасывайся.
Положим, слова были иные, но дух похожий.
— И «Белого Волчонка» своего назад забирай, — продолжала она. — Надо же — думала, уберегу тебя от сквозного удара, а он через зеркало внутрь тебя пробрался. Трещина, если посмотришь, факт увеличилась.
— Кто — Денгиль?
— Кому ж ещё, как не отцу всех хитростей и мужу всех напастей. Но, похоже, не напрасно он такое сотворил. Достоин ты, по его мнению, оказался.
— Вот уж чем поступился бы с радостью.
— Не говори о том, чего не знаешь.
Потом они с Кардиненой мыли посуду, чистили лошадей перед завтрашним походом, сушили намокшую и чистили грязную одежду.
И уже в темноте Кардинена сняла свой и его змеиные футляры с волос, кое-как расчесала и вымыла его волосы в дождевой воде, которую зачерпнула из выемки в скале, и заплела две тугие косы.
— Что это значит? — спросил Сорди. — Пускай я воин, но ведь совсем неопытный. Не как Иштен.
— Меня другие руки в конце надвое переплетут, — ответила она, облачая его новые косы каждую в свой футляр. — Да хоть начетверо. А сейчас нужно всем показать, что ты мне не защита, но и за меня не ответчик — идёшь сам по себе.
— Это я буду решать, кто кому защита, — ответил Сорди. — Не дело в таких местах ходить порознь. И от ученичества не отрекусь — отчего ты считаешь, что мне такое не уже не нужно?
Кардинена рассмеялась:
— Одно дело — советы давать, притчи складывать, подстраивать обстоятельства, а другое — требовать, чтобы ученик был в твоих руках как труп в руках обмывальщика. Последнее нам больше без надобности.
— Так я могу спрашивать, о чём вздумается?
— Конечно. Только я по-прежнему не на всё стану отвечать.
—
— Это Денгиля, — нехотя ответила она. — Тергата, как и августовский праздник гроз. Я ее после него себе взяла, вместе с именем. И, как задумала, вместе с судьбой.
После таких слов и не положено спрашивать дальше, понял он. Но и нужно спросить — хотя бы ради того, чтобы не прослыть пустословом.
— Что нужно для того, чтобы моя карха гран получила имя?
— Дождаться этого имени. Дождаться крестника для сабли.
— А чтобы дать ей достойные ножны? Не то чтобы эти плохи, однако…
— Найти такого друга, чтобы сумел выковать их из собственной плоти.
— Спасибо тебе.
«Я заплачу за любую свою дерзость, — хотел он добавить, — за любой камешек под подошвой твоих гутулов, что подброшу или уберу без спроса, но позволь мне, как прежде, быть с тобой рядом».
Но не добавил: Кардинена знала об этом и так.
Только предложил мягко и с достоинством:
— Ты спи сейчас, а мне не до этого. Посторожу: вчера ночью и сегодня днём я вдосталь наотдыхался.
XVI
С утра сделался мороз. Вода с неба убралась, но вместо неё ветер приносил резкий запах снега с далёких вершин. Лёд гулко трескался под копытами лошадей, промёрзшая земля гудела колоколом, камешки, на мгновение обнажая землю, рассыпались по сторонам с сухим шелестом: здесь не было старого русла, вода едва успела накрыть глину обломками своей добычи. По небу катились ровные валы туч: в промежутках то появлялось, то снова исчезало пронзительно голубое небо. Всадники нахохлились под своими ягмурлуками, плотно натянув капюшоны на голову и поблёскивая глазами через прорези. Крошечный отломок ледового сахара в гранитных щипцах, — вот чем был для обоих неохотно показавшийся впереди Белый Сентегир.
— Далеко видно. Это потому, что в воздухе чисто, — проговорила Карди. — И дорога торная.
Они, как и прежде, ехали бедро к бедру: может быть, желая согреться, возможно — дабы набраться смелости.
— Тогда поговорим? — сказал Сорди.
— Думаешь, никто не нагрянет так, чтобы нам не заметить?
Ибо дорога, в конце которой то и дело возникала покрытая сплошной белизной вершина, всё время петляла, выдавая поднаторевшему взгляду места, где могла бы спрятаться засада, чтобы свалиться сверху прямо на головы или снизу перекрыть дорогу с обеих сторон.
— Думаю, что нам всё равно не устоять и не найти укрытия. Сама говоришь — места незнакомые.
Кардинена рассмеялась:
— Да уж, мужество отчаяния — самое уместная политика в нашем положении. От дождя прятались — одна надежда, что Тэйнри он больше нашего досадил. Грозу на себя вызвали…э, а ведь похоже, Огнезмей всю мистерию нарочно разыграл.
— Как и ты, верно? С готовкой вне пещеры.
— Да знаешь — находит на меня, — с неким лукавством улыбнулась она. — Когда нечто становится позарез необходимым, я ломаю комедию ради того, чтобы получше его приманить.