Косые тени далекой земли
Шрифт:
Не дождавшись, пока Рюмон договорит, Хамано снова вмешался:
– Чтобы помочь господину Рюмону в его работе, я предложил ему познакомиться с главой нашего отделения в Мадриде. Это мое самовольное решение, но я надеюсь, что и вы его одобрите.
– Лучше прими решение и закажи что-нибудь подходящее на десерт, – сказала Кивако, не поворачиваясь к нему.
Хамано покраснел и украдкой сделал знак бою подойти.
– Ну, – продолжила разговор
– Я буду доволен, если мне хотя бы удастся установить, жив он еще или нет. Если повезет, может, найду что-нибудь из оставшихся от него вещей.
– А разрешение на командировку?
– Уже получил. Заверенное печатью директора Кайба.
Кивако сложила ладони с театральной почтительностью.
– Неужели? Поздравляю. Желаю удачи.
Рюмон горько усмехнулся:
– Вы меня прямо как уходящего в поход солдата провожаете.
Хамано вымученно засмеялся.
Пожалуй, эта откровенность, с которой Рюмон говорил с Кивако, отражала степень близости, которую он всякий раз чувствовал при встрече с ней.
Почему-то рядом с Кивако Рюмон всегда вспоминал мать.
Воспоминания эти были вовсе не приятные, совсем наоборот – они были весьма болезненны.
Его мать звали Кадзуми, и она умерла, когда ему было два года, причем ей тогда было всего двадцать пять. Воспитывала же его бабушка – мать Сабуро, его отца.
Когда ему исполнилось двенадцать, отец женился вторично – произошло это почти одновременно со смертью бабушки, – на этот раз на женщине на двенадцать лет моложе его.
Нельзя сказать, что мачеха, Михоко, плохо относилась к нему – она вообще не отличалась особой сердечностью и со всеми держала дистанцию.
Она не хотела детей, и к приемному сыну особого интереса не проявляла.
Для ребенка в переходном возрасте подобное отношение пережить было нелегко. Чем взрослее становился Рюмон, тем ощутимее делался разрыв между ними.
Самое тяжелое испытание ему пришлось пережить незадолго до поступления в университет.
Его отец, Сабуро, сказал, что хочет поговорить с ним. Начав с предисловия, что сын
«все равно когда-нибудь все узнает», отец поведал ему, что его мать, Кадзуми, была лишь гражданской женой Сабуро. Рюмон, которому еще не исполнилось и двадцати, испытал сильнейший шок, у него просто земля ушла из-под ног.
На десерт подали дыню.
Съев кусочек, Кивако проговорила:
– И когда же ты уезжаешь?
Рюмон тоже положил кусок дыни в рот.
– Примерно через неделю.
– Ну, еще много времени.
– Нужно успеть разобраться с накопившейся работой, да и к командировке приготовиться.
Он закурил.
По словам Сабуро, его мать, Кадзуми,
Тогда же ему пришлось выслушать и всю правду о смерти матери.
Кадзуми, которая всегда была не прочь хорошо выпить, в день смерти перепила виски, в этом состоянии она решила принять ванну и, заснув, утонула.
Ее смерть была, пожалуй, одной из худших, какую только можно пожелать человеку.
Позже, поразмыслив, Рюмон решил, что и его рождение, и смерть матери произошли по некоему капризу судьбы. Как только он осознал это, его мироощущение изменилось.
Рюмон не ладил с мачехой, поэтому сразу после поступления в университет он ушел из дома и стал жить отдельно. С тех пор он жил одиноко, лишенный какой бы то ни было привязанности со стороны родных.
Наверное, именно поэтому Кивако, благодаря которой он стал журналистом, стала для него кем-то вроде приемной матери.
Кивако с беспокойством взглянула на него:
– Что случилось? У тебя так удачно все решилось с испанской поездкой, а ты что-то невеселый. Тебя что-то мучит?
– Да нет, ничего особенного. Просто немного волнуюсь перед дорогой.
– Что-то не верится. Не лги. Я же по лицу вижу.
– Ну, тогда это не я лгу, а мой цвет лица.
Хамано сделал неловкое движение и уронил дыню на скатерть.
Кивако покачала головой:
– С тобой просто невозможно говорить. Ну ни капли не изменился.
Когда через десять минут они втроем вышли из ресторана, Кивако посмотрела на Рюмона, который был выше ее ростом, и проговорила:
– Если тебе что-нибудь еще понадобится, обращайся прямо ко мне. Кто знает – может, чем-то я тебе и пригожусь.
Хамано беспрестанно кланялся, всем видом показывая, как велика честь, оказанная Рюмону.
– Большое спасибо. И спасибо за угощение.
Рюмон поклонился и, ничего не сказав, повернулся к ним спиной.
Вечером того же дня по возвращении домой Рюмон позвонил Тикако.
Днем к телефону никто не подходил, однако на этот раз ему удалось застать ее.
– Это Рюмон. Я у тебя в долгу за прошлую встречу.
– Ничего, пожалуйста. – Ее ответ прозвучал натянуто.
Рюмон сразу же перешел к делу:
– Я тебе звоню вот по какому поводу. Сегодня мой проект приняли, и я получил официальное разрешение на командировку в Испанию. Я тебе и днем звонил, но никто не отвечал. Я уж боялся, что ты телефон в холодильник засунула.