Косые тени далекой земли
Шрифт:
– Десять миллиардов песет… – Маталон потерял дар речи. Сумма абсолютно невообразимая. В голове замелькали головокружительные цифры.
Жаботин уселся в кресле поудобнее:
– Ну, теперь твоя очередь рассказывать. Давай-ка выкладывай, с чего тебя вдруг заинтересовала эта история?
Маталон все не мог прийти в себя.
– Ну конечно, конечно расскажу. Один вопрос: этого цыгана, приятеля
Жаботин коротко кивнул:
– Именно так его и звали. Я видел его имя в мемуарах отца, доставшихся мне после его смерти.
Маталон плеснул в рюмку водки.
Он так и думал, что Жаботин назвал именно это имя, когда рассказывал ему эту историю полгода назад, но уверенности у него не было.
Теперь он знал наверняка.
Вчера поздно вечером Маталон выслеживал японку по имени Риэ и зашел вслед за ней в заведение под названием «Лос Гатос».
Эта Риэ случайно оказалась вместе с Ибаррагирре в день, когда Маталон убрал его.
Он уже давно знал ее квартиру на улице Принсипе, но пока что убивать ее не собирался. Сначала он хотел выяснить, где живет Кадзама.
Два дня назад в гостинице на улице Сан-Педро Маталон расправился с неизвестным убийцей, который пытался его застрелить. Заодно он убил и журналиста из бульварной газетенки по имени Понсе.
Но Кадзама сумел преспокойно улизнуть из ловушки, расставленной для него Маталоном.
Маталон тут же кинулся в пансион на улице Аве Мария – по адресу на бумажке, которую он взял у Понсе. Но Кадзама домой не вернулся.
Маталон провел ночь в засаде, но только напрасно потратил время. Кадзама, видимо, почуял недоброе и куда-то скрылся.
Маталону ничего не оставалось, как переменить объект слежки с Кадзама на Риэ, с которой у Кадзама, по-видимому, были какие-то свои отношения.
Риэ вроде бы днем вернулась в писо, но днем вдруг вызвала по телефону такси и поехала куда-то.
Маталон остановил проезжавшее мимо свободное такси и, стараясь, чтобы девушка его не заметила, последовал за ней. Риэ поехала в «Лос Гатос» на улице Тесоро.
Маталон выждал некоторое время на улице и вошел в заведение как раз перед началом первого отделения концерта. Риэ сидела за столиком с японцами, судя по всему ее знакомыми, и разговаривала.
Как бы невзначай Маталон спросил у бармена о Кадзама и выяснил, что Кадзама – тот человек на сцене, с серебряным зубом. То есть Кадзама работал в этом кабаке в качестве гитариста, аккомпанируя кантаору.
В перерыве Кадзама подошел к столику, где сидела Риэ и ее приятели, и весело разговаривал с ними по-японски.
Маталон наблюдал за ними, сидя за столиком неподалеку. Он был в пуховой куртке, чтобы выглядеть потолще, в охотничьей кепке и очках, поэтому не приходилось опасаться,
Когда кончилась вторая часть программы, к их столику подошли двое, сильно смахивавшие на полицейских, и куда-то увели Кадзама. Маталон уже видел этих двоих
– они заходили к Риэ несколько часов назад.
В чем было дело, Маталон не знал, но, так или иначе, полицейские, уведя Кадзама, полностью расстроили его планы.
Как раз тогда его внимание привлек новый персонаж.
Этим персонажем стал одноглазый кантаор Хоакин эль Оро.
Его странное прозвище и текст последнего солеа чрезвычайно заинтриговали Маталона.
Отпив водки, Маталон проговорил:
– Мне вспомнилось, что, когда вы рассказывали вашу историю о слитках Орлова, вы упоминали некоего Хоакина. По правде говоря, вчера я встретил одного человека, который вполне может оказаться тем самым Хоакином.
Пухлые щеки Жаботина затряслись.
– Да ты что, правда?
– Чистая правда. И фамилия у него была та же – Эредиа. Я проверил.
Пепел сигары упал на колени Жаботина, прикрытые полами халата, но он даже не заметил этого.
– Что-то мне не верится… У тебя есть какие-нибудь доказательства того, что этот человек, которого ты видел, и есть тот самый Хоакин?
– Хорошо, давайте рассуждать дальше и посмотрим, сойдется все или нет. Скажите, что еще писал ваш отец о Хоакине в своих мемуарах?
Жаботин стряхнул пепел с колена и встал. Он торопливо вышел из гостиной.
Вскоре вернулся, держа в руках самодельную книгу в кожаном переплете.
– Это и есть мемуары, написанные собственной рукой моего отца. Я надеюсь когда-нибудь опубликовать их, – проговорил он и, снова усевшись в кресло, начал перелистывать страницы. – Отцу удалось установить, что Хоакин был человеком среднего роста, худым, и в то время ему было лет двадцать пять – тридцать. Здесь сказано еще, что он, когда рыбачил, часто пел песни.
– Тому Хоакину, которого я нашел, сейчас за восемьдесят, то есть возраст, во всяком случае, сходится. К тому же он мастер петь песни. Ну, что скажете? По-моему, сомневаться не приходится.
Жаботин беспокойно заморгал:
– Но постой, это еще ничего не доказывает.
Маталон не обратил на эту реплику ни малейшего внимания.
– Скажите мне вот еще что. Ваш отец не упоминал ли в своих мемуарах кого-то еще, связанного с поисками Болонского? Врагов, товарищей – кого угодно.