Косые тени далекой земли
Шрифт:
– Врешь. Мне известно, что ее издавна поешь только ты. Эта песня – твоя, это уж точно. Ты помог Болонскому припрятать орловские золотые слитки. Я знаю всю историю. Если тебе жизнь дорога, советую выкладывать все как было.
Хоакин будто окаменел.
– Болонский… Гильермо… Оставьте меня в покое, – проговорил он захлебывающимся голосом и исступленно замахал руками и ногами. В его движениях было что-то жуткое, будто он пытался стряхнуть что-то с себя.
Маталон надавил
Гильермо? Он вспомнил, что в рассказе Жаботина фигурировало это имя. Судя по тому, что он подслушал, стоя за дверью, Гильермо тоже участвовал в сокрытии золота.
Тот японец, Рюмон, что ли, он тоже все твердил про этого Гильермо. Может, они тоже охотятся за орловским золотом?
Маталон угрожающе вынул нож:
– Давай говори, у какой реки и в каком месте ты спрятал золото? И не забывай – долго ждать ответа мы не любим – ни я, ни мой ножичек.
– Не знаю я, ничего не знаю.
Хоакин не сводил с ножа безумного взгляда. Маталон приставил острие ножа к повязке на левом глазу. Повязка была круглая, кое-как вырезанная из тряпичной клейкой ленты, и была просто наклеена на глазницу. Она уже наполовину отклеилась и едва держалась.
– Перестань, прошу тебя.
Маталон слегка надавил ножом на повязку:
– Да не беспокойся ты, Хоакин, этот глаз у тебя все равно не действует, так? Лучше подумай, что будет, если пропадет и второй глаз, мой тебе совет.
Лицо Хоакина сделалось мертвенно-бледным. Он тяжело дышал.
Маталон нажал на рукоятку, и лезвие на четверть прошло внутрь. Вдруг он остановился. Острие наткнулось на что-то.
Ощущение было какое-то странное. Что у него там, стеклянный глаз, что ли?
Маталон осторожно вытащил нож из глазницы и содрал повязку. Хоакин застонал.
В открывшейся глазнице что-то лежало. Маталон запустил пальцы внутрь и вытащил это. В руке оказался сверточек из промасленной бумаги.
– Отдай! Это мое! – Хоакин исступленно заметался.
Маталон приставил колено ему к груди и безжалостно прижал его.
Не меняя позы, он развернул сверток.
Внутри оказался старый кулон странной формы и надорванный клочок бумаги.
Такой кулон он уже видел. Да, такой же точно кулон висел на шее у Рюмона вчера вечером, в «Лос Гатос». Рюмон упоминал о нем только что в разговоре с Хоакином. За этим что-то крылось.
Он развернул клочок бумаги. На нем было нарисовано русло реки.
Маталон довольно усмехнулся.
Это была карта места, где спрятано золото. Вот он где ее держал!
– Ну, говори. Что это за… – начал он и замолк.
Убрал ногу с обмякшего тела Хоакина. Потряс его немного, но тот не шевельнулся. Правый глаз закатился, и виден был лишь белок.
На всякий случай приложил ладонь к носу.
Хоакин не дышал.
27
Синтаку
Он не только уплатил за ужин – он посадил Кадзама Симпэй рядом с собой в машину, отвез его до самого пансиона и простер свое радушие настолько, что с улыбкой пожелал ему спокойной ночи. Поведение Синтаку, который до сих пор относился к гитаристу весьма и весьма настороженно, было совершенно необъяснимым.
Когда Рюмон Дзиро высунулся из окна отъезжавшей машины и посмотрел назад, он увидел, что Кадзама будто прирос к месту, ошеломленно глядя им вслед.
Тикако- Кабуки тоже обернулась и захихикала.
Заметив их реакцию, Синтаку проговорил, не отрывая рук от руля:
– Знаете, этот бродяга – безобидный, в целом, типус. Страну он знает отменно. Не могу сказать, что он из тех, кому можно на все сто довериться, но… Вдруг по работе он мне пригодится?!.
Выйдя из пансиона, где жил Хоакин эль Оро, Рюмон и Кадзама заехали в контору рекламного агентства «Дзэндо» и присоединились к ожидавшим их там Синтаку и Тикако.
Тикако сказала, что вместе с Синтаку побывала в музее Прадо. Услышав, что Ханагата Риэ не придет, она была несколько разочарована.
Поскольку в обед они ели всякие морепродукты, было решено для разнообразия отужинать бифштексами, и Синтаку заказал столик в ресторане «Каса Пако», в двух шагах от площади Майор.
По его словам, этот ресторан был хорошо известен, его стены были сплошь увешаны фотографиями членов королевских семей, политиков и голливудских звезд, удостоивших ресторан своим посещением. С едой, правда, дела обстояли похуже: мяса давали много, но по сравнению с японскими бифштексами вкус был довольно посредственный.
Синтаку выехал на Гран Виа и остановил машину у гостиницы «Мемфис».
Он обернулся к ним:
– Спать идти еще рановато. Может, пропустим кружку-другую в баре?
– Давайте, – согласился Рюмон и посмотрел на девушку.
Тикако бросила взгляд на часы:
– Я, пожалуй, вас покину. Что-то устала.
Синтаку уговаривать ее не стал.
– Вы мне хоть в офис, что ли, позвоните. Свожу вас завтра, куда только ни пожелаете.
Тикако вышла из машины и, помахав им рукой, скрылась в вестибюле.
Синтаку объехал квартал и остановил машину в переулке.
Они зашли в бар гостиницы «Вашингтон», где остановился Рюмон. У стойки мест не было, они уселись за столиком и заказали пива.
Синтаку вынул пачку сигарет и сказал:
– Вы ведь завтра в Ронду едете, верно?
Рюмон утвердительно кивнул.
Еще за обедом Рюмон рассказал о своих планах на завтра: съездить в Ронду и разыскать там боевого друга Гильермо Хасинто Бенавидеса.