Косые тени далекой земли
Шрифт:
– Ну, раз и Кадзама едет, почему бы и мне к вам не присоединиться? – с энтузиазмом выпалил Спитаку. – В Ронде мне еще бывать не приходилось, и искать кого-нибудь – тут я мастер.
– Нет-нет. Не стоит. Я вообще-то собирался один ехать, но у Кадзама там есть знакомые.
Глаза Синтаку блеснули за стеклами очков.
– Вот оно что… А то бы позвали и Кабуки, – я уверен, она бы тоже с удовольствием съездила.
Рюмон пригубил пива.
Ее имя каждый раз, когда оно слетало
– Ну с какой стати я потащу ее за собой в Ронду? Ей нужно собрать информацию еще в двух-трех ресторанах в Мадриде, и ее командировку можно считать завершенной. Наверняка у нее есть свои планы.
Синтаку почесал затылок.
– Планы, говорите? Что-то не похоже, чтобы у нее были какие-то планы. До сих пор весь материал она собирала в ресторанах, куда мы ходили с ней вместе. По-моему, она все делает наобум, вам не кажется?
– Это тоже своего рода план. Может быть, действуя наудачу, она находит много неожиданного, что делает материал интереснее. Между прочим, моя поездка в Испанию тоже, пожалуй, именно такого рода, – возразил Рюмон.
– Раньше, когда она работала в «Дзэндо», она была такая пунктуальная: всегда намечала план работы и действовала строго по плану. Видно, она сильно изменилась, уйдя от нас.
– Но теперь ее положение совсем иное – она же свободная журналистка.
Не отдавая себе в том отчета, Рюмон постоянно хотел во всем ее оправдать.
Синтаку, наверное разгадав его чувства, усмехнулся:
– Вы, кстати, знаете, почему она ушла из «Дзэндо» три годи назад?
Рюмон положил в рот орешек.
– Нет, не знаю.
– У нее тогда не было ни малейшей необходимости уходить. Ей доверяли довольно важную работу, которой она была к тому же увлечена. И вдруг – увольнение по личным обстоятельствам. У нас в иностранном отделе ходили всякие предположения.
– И какие же предположения? – спросил Рюмон, стараясь, чтобы голос его звучал безразлично.
Синтаку поднял большой палец:[Этот японский жест – поднятие большого пальца – обозначает любовника, поднятие мизинца – любовницу.]
– Мужчина, и ничто другое. Говорили – это только слухи, заметьте, – что она не могла больше оставаться в фирме из-за какой-то истории с мужчиной.
Рюмон нарочито громко рассмеялся и достал сигарету. Дважды щелкнул зажигалкой, пока она наконец не зажглась.
– Ну, это обычные пошлые слухи. И в чем же, говорили, состояла «история»?
Синтаку картинно пожал плечами:
– Не знаю. Может, чтобы покончить с адюльтером или избавиться от чьих-то
Рюмон отпил пива. Его лицо горело.
– Обычно, когда молодая женщина увольняется с работы, принято считать это каким-то удачным поворотом в ее жизни – например, что она собирается выйти замуж или, скажем, уехать за границу учиться.
– Обычно – да. Но она ведь, как мы с вами знаем, красавица, и наверняка ей приходилось работать в атмосфере, полной зависти и ревности сотрудниц. По правде сказать, немало сотрудников-мужчин, как говорят, напились с горя, когда она ушла.
– Вы, Синтаку, не иначе как один из них? – шутливо спросил Рюмон.
Тот деланно рассмеялся:
– Я, знаете, человек женатый, поэтому ей так или иначе не подхожу. Но, по правде говоря, я сожалел о том, что она ушла: и по личным мотивам, и с деловой точки зрения. Но что там, лучше уж про вас поговорим. Вы, Рюмон, не женаты, и, по-моему, она вам вполне по душе.
– Нет, я ей тоже не подхожу.
Синтаку с усилием стер с лица улыбку:
– Почему же? В Саламанке дела у вас, по-моему, шли очень даже неплохо.
Рюмон сделал большой глоток.
Тогда, в соборе в Саламанке, как раз когда Рюмон привлек девушку к себе, Синтаку вышел к ним будто случайно. Именно на это он сейчас и намекал.
Рюмон почувствовал, что его обуревает гнев.
– Вам показалось, – только и проговорил он и выпил кружку до дна.
– Я вот, знаете, – продолжал настаивать Синтаку, – несколько раз видел, как она смотрит в одну точку, с каким-то отсутствующим видом. Такие глаза, ей-богу, бывают только у женщины, которая любит. Не знаю кого, правда… Может, и вас, Рюмон, а?
– А может, и вас, Синтаку, – ответил ему тем же Рюмон, и Синтаку почему-то вдруг заволновался и даже пролил немного пива на стол.
Рюмон довольно быстро расстался с Синтаку и вернулся в номер.
Хотя выпил он не так уж и много, но чувствовал себя так, словно перепил, что случалось с ним нечасто. Не столько тело, сколько голова была какая-то дурная.
Когда он открывал дверь, в глаза ему бросилась желтая записка, которую кто-то под нее подсунул.
В записке говорилось, что ему звонила сеньорита Кабуки из номера 1210 гостиницы
«Мемфис». Было проставлено и время звонка: пол-одиннадцатого вечера. Как видно, она позвонила сразу после того, как они расстались у гостиницы.
Он взглянул на часы. Четверть двенадцатого.
Выпив стакан воды, он взял трубку:
– Говорит Рюмон. Мне сказали, что ты звонила… – проговорил он, стараясь скрыть волнение.
– Как ты быстро отзвонил. Я была уверена, что раньше двенадцати тебя Синтаку ни за что домой не отпустит.
– Ты бы не возражала, если бы я позвонил тебе так поздно?