Кот и кореец
Шрифт:
Потом первоклассник Валера Зайцев, победитель какого-то там конкурса, тоненьким голосом спел про весеннюю капель.
Потом сделали паузу – вышла директриса в оранжевых бусах и долго говорила об успехах школы, сданных ЕГЭ, поступлениях в вуз и дружном коллективе учителей. Зал погрузился в дремоту.
И наконец после заунывной речи, растянувшейся на десять минут, ведущая – девочка лет восьми в кружевном платье с розочками, делающем её похожей на торт, – объявила:
– У нас заключительный
Послышалась бодрая музыка. На сцену выскочила Юлька: клетчатая юбка, рубашка, завязанная на худом животе узлом. Розовые волосы собраны в высокий хвост на затылке.
Замерла, подняв одну руку вверх. Музыка остановилась – тут появились Лис и Огурцов в одинаковых штанах в точно такую же клетку, как Юлькина юбка.
Выглядели они довольно комично – высокий рыжий Марк и маленький светловолосый Лис. Из зала послышались редкие хи-хи.
Музыка началась вновь, на этот раз со словами. Пели на английском, а не на корейском.
И троица на сцене начала синхронно двигаться: вскидывать руки к голове, поднимать колени, меняться местами – так, что в центре оказывался то один, то другой.
Как они вообще смогли это выучить! Столько движений! Почти все зрители достали телефоны и восхищенно перешёптывались.
Когда песня закончилась, зал взорвался аплодисментами. Кира хлопала так громко, что отбила ладони. Юля, Лис и Марк поклонились.
В зале зажёгся свет, и часть зрителей встала со своих мест. На сцене снова появилась девочка-торт.
– Вот и конец, а кто смотрел наш концерт, тот молодец! – весело завопила она.
Ещё несколько человек в зале встали, явно собираясь направиться к выходу.
– Подождите! – вдруг произнёс Лис, аккуратно взяв микрофон. – У нас сюрприз! Ещё один номер! О нём вообще никто не знает!
– Как ещё один? – послышались шепотки из зала. – Сказали же – конец. После корейского танца есть идём…
– Наш друг Павел Пак из 11 «В» исполнит песню «Держаться за тебя», – объявила Юля.
– Чего?! – вырвалось у Киры.
Зал загудел. Зрители заинтригованно переглянулись и снова опустились на свои места.
Троица убежала за сцену. Секунд десять ничего не происходило. Но вот свет снова выключили, послышалась неторопливая мелодия. На сцену вышел Пак с микрофоном. Держал его так крепко, будто хотел сломать, – даже костяшки побелели. На Паке была спортивная форма: белые боксёрки, красная майка и шорты – в таких обычно выступают на соревнованиях.
Он шумно вздохнул и запел. Точнее, правильно было сказать завыл, не попадая ни в одну ноту.
Но в зрительном зале не раздалось ни единого, даже маленького
Юля, Лис и Марк тихонько вошли через боковую дверь и встали рядом с Кирой. Она бросила на друзей растерянный взгляд.
– Господи, что у него с произношением, – выдохнула Юлька и скривилась, будто съела лимон. – Это не корейский… Это… Жуть!
– Не, не буду его больше «Би-ти-эсом» называть, – ошарашенно произнёс Огурцов. – Те хоть петь умеют…
– Как называется чувство, когда позорится другой, а стыдно тебе? – Юлька закрыла ладонями уши.
– Испанский стыд! – радостно подсказал Лис.
– Это не испанский… Это корейский стыд, – произнесла Юлька горестно. – Боже, а я ведь ему с песней помогала…
Кира тем не менее смотрела на сцену не отрываясь. На то, как Пак произносит слова на незнакомом ей языке, как не попадает в ноты, как испуганно уставился в одну точку – куда-то вдаль.
И не испытывала вообще никакого стыда – ни корейского, ни испанского, ни русского. Хотелось улыбаться – не смеяться над Паком, а просто по-доброму улыбаться. И выдохнуть – впервые за неделю. И поправить Паку упавшую на глаза чёлку.
– Сможем ли мы когда-нибудь полюбить друг друга? Будет ли это любовь? – быстро прошептала Юлька Кире на ухо. – Это я тебе последние строчки перевожу… Хотя он вместо «будет ли это любовь» спел что-то вроде «будет ли это человек»… Или… Честно говоря, я вообще не знаю, что он сейчас спел.
Песня закончилась. Повисла секундная пауза, а потом все громко захлопали. Кто-то даже крикнул «красавчик».
Пак театрально раскланялся, а потом замер с микрофоном, пытаясь найти кого-то в зале глазами.
– Да тут она! Бро, ты слепой, что ли! – заорал Лис.
Пак кивнул ему и тут же посмотрел на Киру. И вместе с ним на Киру посмотрел весь зрительный зал: и директриса, и лысый физрук, и девочка-торт, выглянувшая из-за кулис, и Анжелика-Вероника в нарядных белых рубашках, и задние ряды, и передние.
– Эту песню я спел для девушки, которая мне очень нравится, – произнёс Пак. – Долгое время я пытался убедить себя, что мы просто друзья. И… Как-то что-то ничего не вышло, короче… Кира, давай встречаться!
В абсолютной тишине Кире показалось, что десятки взглядов жгут ей лоб и затылок, а грязные кроссовки вросли в деревянный паркет. И теперь она – статуя, которая не может ни пошевелиться, ни сделать вдох. Даже зрачки не двигаются – хочешь моргнуть, а никак. Захотелось привычным жестом накинуть капюшон толстовки, но руки налились свинцом.
Актовый зал несколько минут жужжал, как растревоженный улей, и наконец захлопал.
– Как романтично! – пискнули позади Киры.
– Мужик! – прокричали басом откуда-то слева.