Кот из Датского королевства
Шрифт:
— Не уверена, — очень спокойно возразила Джуди. — Да и почему бы нет? Все когда-нибудь умрут, — между прочим, и ты тоже, Глен.
Её слова и тон, которым они были сказаны, заставили меня вздрогнуть. Джуди между тем продолжала:
— А я, в общем, не против: дети большие, живут своей жизнью. У тебя… — она немного помолчала, — достаточно своих дел, так что я и в самом деле, Глен, не против перебраться в другое измерение.
— Ты это серьёзно, Джуди? Я не узнаю тебя! — изумленно проговорил я.
— Правда? — горько усмехнулась она. —
— Джуди! Может быть, ты в чём-то и права: в последнее время я уделял тебе мало внимания, — но видишь ли…
— Да, в последние сорок лет ты был очень занят Глен, — согласилась Джуди, — но я рада, что ты у тебя, наконец, выдалась для меня свободная минутка…
Трудно было поверить, что Джуди, не так давно покинувшая помещение реанимации, способна на такую убийственную иронию.
— Правда, спасибо, Глен, — добавила она потом, уже другим тоном, да так мягко, что я с изумлением почувствовал, что готов заплакать. Мне казалось, что что-то во мне надломилось. Мне было не по себе, но я не мог понять причины этого состояния.
— Ну что тебя так расстроило Глен? — спросила Джуди. — Ты сегодня на себя не похож.
— Нет, Джуди, это ты какая-то другая. Я не понимаю, как ты можешь так спокойно говорить о смерти. По-моему, все нормальные люди боятся смерти…
Джуди задумалась.
— А я нет, — сказала она. — Правда, может, я и ненормальная, но… нет, мне не страшно, Глен. Ведь там за пределами нашей жизни есть другая жизнь, и я надеюсь, что она лучше.
— Джуди, о чём ты? Это всё звучит красиво, конечно, но разве ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?
— Да ты, наверно, и не заметил, Глен, что в то время как ты каждое воскресенье отправлялся играть в гольф, я, обычно, отправлялась в нашу церковь. Я очень уважаю нашего пастора, Джона Макензи, и с удовольствием слушала его проповеди о Боге, о жизни после смерти.
— Джон Макензи? Пастор? Это такой маленький, с противным толстым носом? Ты что ходила слушать этого пастора? Джуди неужели ты… — я неожиданно для себя так разволновался, что и не смог сразу продолжить мысль, — неужели ты увлеклась пастором?
Джуди тихонько засмеялась.
— Ну при чём тут его нос, Глен? — укоризненно сказала она. — И потом, не стоит судить о людях по себе. Джон Макензи удивительно чистый человек, и слова, которые он произносит с амвона, не расходятся с жизнью, которую он ведет. Ты можешь быть совершенно спокоен, он не похож на тебя.
— Джуди, ты верно издеваешься? Ты что, хочешь сказать, что кто-то уже тем и хорош, что непохож на меня?
Джуди опять тихонько рассмеялась. У неё в тот день был какой-то особенный смех: он почему-то ранил душу.
— Нет, Глен, я, видимо, неправильно выразилась. Извини, — произнесла она так ласково, что я сконфузился.
— Джуди, ты же не можешь сказать, что я плохо забочусь
— Ты и в самом деле хорошо обеспечивал меня Глен, спасибо тебе за это.
— И вообще, Джуди, почему ты говоришь обо всём в прошедшем времени? Мне не нравится твой настрой…
— Ой!.. — внезапно вскрикнула Джуди и откинулась на подушку. Я склонился над ней и с изумлением смотрел на её бледное осунувшееся лицо. Я растерялся, не знал что делать. Через несколько секунд она открыла глаза, дотронулась до моей руки и тихо сказала:
— Мне уже лучше.
Я снова уселся на табуретку, взял её маленькую холодную руку в свою и спросил:
— Джуди. Ты наверно намного лучше меня, но, поверь мне, я делал для семьи всё, что мог.
Я напряженно ждал какого-нибудь отклика, ответа.
— Разве не так, Джуди?
— Мне нечего тебе ответить, Глен. Ты же сам знаешь.
— Послушай, Джуди, — повысил голос я, — если ты хочешь меня упрекнуть, то…
— Нет, я не хочу тебя упрекнуть, Глен, не нужно так расстраиваться, береги силы, они скоро тебе понадобятся.
— Джуди, откуда ты можешь всё знать? Почему ты так уверенно говоришь сегодня? Что у тебя в голове, я хочу понять…
— Ты, пожалуй, и правда, не уезжай сейчас во Флориду, — подумав, сказала она. — Потом себе не простишь.
— Джуди, — почти закричал я, — ты что с ума сошла? Я и не собираюсь во Флориду! Но ты что, и правда умирать собралась?
— Не знаю, но мне нехорошо. Очень давит на сердце — тяжесть, какая-то.
— Я позвоню врачу!
— Нет, пожалуйста, врач сейчас не поможет. Подожди, если станет хуже, я скажу, тогда и вызовешь врача. Ты прости меня, Глен, — тихо и очень жалобно попросила она.
— Я? За что? — поразился я. — Ты светлая, чистая душа, просишь у меня прощения!? Мне не за что тебя прощать, Джуди.
— Есть за что. За последние годы я не раз мысленно желала тебе зла. Иногда мне хотелось, чтобы ты потерпел аварию или тяжело заболел. Я долгое время притворялась, Глен, притворялась, что мне всё равно, где ты бродишь, как проводишь время. Но, видишь ли, я была уверена, что говорить с тобой об этом бесполезно: ты не чувствовал за собой никакой вины. Эта твоя уверенность была на поверхности, она бросалась в глаза, Глен. Именно это заставляло меня всё таить в себе. А потом, в какой-то момент мне и вправду стало всё равно. Я жалею об этом, прости меня, Глен, — может, было бы лучше, если бы я однажды возмутилась и ушла от тебя. Может быть, но почему-то, Глен, я сомневаюсь… Может, всё стало бы иначе, может не хуже, — но и не лучше, Глен. Ты всё же прости меня за то, что я долгое время, живя рядом с тобой, часто от обиды желала тебе зла. Но, знаешь, Глен, последние годы я очень изменилась, я постаралась смириться и пыталась не думать о тебе плохо, — правда, Глен, я очень старалась… И всё же, пожалуйста, прости.