Кот недовинченный
Шрифт:
«Минуточку…» – высветил плашку агрегат, а потом вдруг со сдержанным шипением принялся выплевывать банкноты.
Леня вытащил их из прорези – и не мог поверить своим глазам. Еще вчера он был гол как сокол, нищ как студент (кем он, в сущности, и являлся) – а теперь у него в руках оказалось целое состояние: десять новеньких зелененьких стоевровых банкнот!
– Аллилуйя! – воскликнул юноша. – Благодарю вас, о великие Будда, Аллах и Иисус, что дали мне этот кэш!
Затем он проворно свернул купюры в трубочку и засунул в свой рюкзачок – только Катя их и видела.
– Да, я богат! – с
И он запросил банкомат о состоянии «своего» счета.
Механизм равнодушно сообщил ему, что на счету осталось четыре тысячи евро.
– Негусто, – с ноткой разочарования протянул Леня. – Питоха мог бы и побольше налика подкинуть. А то бегай тут по всей Европе за его суперпрограммой за гроши.
– Наглый ты, Лелик, – констатировала Катя. – На тебя халява сыплется, а ты еще сетуешь, что она нежирная. Лопай, что дают!
– Ладно, – махнул Леня. – Теперь вопрос: где здесь ближайший телефон-автомат?
– А куда ты собрался звонить?
– Как – куда? В Барселону. Следующей клиентке агентства «Замуж невтерпеж». Ее телефончик у меня при себе. – Юноша выразительно похлопал по своей поясной сумке.
– Ты что, собираешься туда ехать?
– Естественно. И прямо сегодня.
– Не слишком ли круто забираешь? Вчера – Венеция, сегодня – Верона, завтра – Барселона… Может, передохнем?
– Знаешь, тетенька, – с исключительной наглостью ответствовал Ленчик, – если ты устала или у тебя, к примеру, матримониальные планы на сегодняшний вечер – ты можешь и остаться. Теперь, с деньгами, я и один справлюсь.
Это была уже не просто наглость, но наглость неприкрытая, и ее Катерина терпеть не собиралась. К тому же и опыт борьбы с наглецами накоплен немалый – работа доцента Калашниковой процентов на двадцать состояла в том, чтобы осаживать нахальных молодых людей и девиц.
– Значит, так, – сказала она исключительно ледяным тоном. – Мои матримониальные планы – как на сегодняшний вечер, так по жизни вообще – никого, кроме меня, не касаются, и обсуждать я их ни с кем не намерена. Это – раз. Два: если ты дальше собираешься путешествовать в одиночку, то для начала я попрошу компенсировать мне все затраты, которые я понесла на твой вывоз в Европу, а также упущенную выгоду от занятий с учениками, от которых я ради тебя отказалась. И три: ты должен немедленно позвонить в Москву маме и спросить у нее, отпускает ли она тебя дальше в одиночное плавание.
Юноша во время этой отповеди мрачнел и сдувался прямо на глазах, а когда Катя закончила, он, натурально, бухнулся перед ней на одно колено – на глазах всей площади, – схватил ее ручку, поцеловал и пробормотал:
– Ну, прости меня, тетечка! Брякнул, не подумавши! Я просто очень хотел, чтобы мы поехали дальше, вот и зарвался… Но я, конечно, хочу, чтобы дальше мы поехали вместе. И побыстрей, лучше прямо сегодня. Не сердись на меня. Ну, прости, пожалуйста! Мир?
Он так умилительно заглядывал ей в глаза, что Катя не выдержала, улыбнулась и, пытаясь оставаться строгой, сказала:
– Мир будет, когда ты поведешь меня в кафе и, раз уж теперь богат, угостишь всем, чего бы я ни захотела.
– Идет! – вскричал юноша и вскочил
Одной рукой отряхивая коленку, а другой – схватив Катю за плечи, он повлек ее в сторону близлежащего заведения.
В кафе Катя заказала только «кампари» и эспрессо – не разорять же, в самом деле, племянника. К тому же ей (или им обоим?) сегодня еще предстояло свидание с синьором Брасселини, и Катя надеялась, что он, как и вчера в Венеции, поведет ее (их?) куда-нибудь ужинать.
Ленчик одним глотком выпил итальянский эспрессо (крохотный и до чрезвычайности крепкий) и теперь вертелся на стуле, нетерпеливо посматривая по сторонам.
Катя, неторопливо наслаждаясь «кампари», сделала племяннику замечание:
– Раз пригласил девушку в кафе – не вертись, а веди светскую беседу. Развлекай даму.
Вдруг выражение лица Ленчика переменилось. Глаза застыли, корпус подался вперед. На площади он увидел что-то (или кого-то). И пока Катя оглядывалась, что же он там узрел, племянник вскочил, опрокинув плетеный стул, и понесся с криком:
– Юкико! Юкико!
Тетка видела, как он стремительно ввинтился в толпу, сгущавшуюся в устье виа Мадзини, и исчез в ней.
«Когда вернется, – мстительно подумала Катя, – я ему все припомню! Все его намеки на мои «матримониальные планы» – в то время, как он сам одну девушку в кафе приглашает, а за другой – бегает».
Сперва Ленчик не сомневался, что это Юкико. Она шествовала в группе японских туристов от Арены к торговой улочке. Но она не замечала его и не реагировала на его крики. Правда, может, он обознался – он видел девушку только со спины. Но, с другой стороны, кому, как не ему, знать это хрупкое тело под курткой-дутиком, жгуче-черные волосы, заложенные за ушки, и стройные ножки в джинсах?
В начале виа Мадзини, куда дружно удалялись японцы, толпа уплотнялась. Вливаясь с широченной площади на узенькую улицу, люди невольно замедляли шаг. По самой виа Мадзини народ шел тесно – едва ли не плечом к плечу. Леня попытался было идти быстрее потока. Он пробирался мимо пешеходов, толкая их и непрерывно роняя «скузи» да «сорри», но продвинуться вперед не очень-то получалось – люди шли плотно, словно в московской подземке, застывали у витрин, входили и выходили из магазинов… А самое главное – он потерял Юкико (или девушку, очень на нее похожую) из вида. Леня уже не различал ее за толпой – и понял, что, как ни старайся, он вряд ли ее догонит. Только и оставалось, что в отчаянии выкрикнуть на всю Верону:
– Юкико! Юкико!
Окружавшие его люди шарахнулись – но впереди, в мерно текущей толпе, так никто и не остановился, не оглянулся, не бросился к нему…
Леня понял, что дальнейшая погоня бесполезна. По инерции он прошел вместе с людским потоком еще метров двадцать и остановился у очередной витрины. Его внимание привлекла вывеска «Tabaсchi».
Он вошел в магазинчик. Здесь, помимо анонсированного табака, продавались тысячи других полезных вещей: газеты, питьевая вода, сувениры (вовсю эксплуатирующие тему Вероны как родины Ромео и Джульетты)… Леонид купил у «табачника» телефонную карту номиналом в шесть евро.